Однострочники Т№1. Заявка №26

[Kristenlain]

Заявка №26. Широта доказывает Фурукаве, что тому срочно нужен инстаграмм, и пытается объяснить, зачем. Фурукава категорически не согласен/согласен/"когда-нибудь-но-не-сейчас". (Мимо проходит Yoshio, что он там делает, я не знаю. Теоретически, у него спектакль.)

Примечание: Это, скорее, события, происходящие после описанного в заявке. Простите, что так мало Йошио) И хз, как его имя на русском пишется, чесслово.

Исполнение №1. 701 слово

— Хорошо сегодня поработали, — удовлетворенно протянул Йошио. Устроившись на узком диване, он завязывал черные лакированные ботинки.

— Да. Удачный спектакль был, — Юта, смыв грим, безуспешно пытался пригладить измочаленные париком волосы.

— Кстати, слышал, что ты все-таки завел страничку в инстаграм. Не думал, что Широте-куну все-таки удастся уговорить тебя на это, — хмыкнул Йошио, вставая и надевая куртку. — До завтра, Фурукава-кун.

Юта на автомате попрощался и завис. Конкретно. Прямо посреди комнаты. А еще не мог вспомнить, когда именно, по словам Йошио, завел инстаграм. Постояв минуты три, Юта подозрительно прищурился и вышел из гримерки. На его счастье Ямадзаки еще не ушел из театра, о чем-то болтая с артистами. Фурукава подумал, что если Йошио что-то слышал, то Икусабуро точно должен был знать, о чем идет речь.
Дождавшись, пока он закончит разговор, Юта окликнул его по имени.

— Слушай, может, ты в курсе, — смущенно улыбаясь, поинтересовался Фурукава. — Тут говорят, что я страницу в инсте завел.

— Видел. И даже подписался. Ну ты даешь! Я бы не осмелился такое выкладывать, но ты… побил все наши рекорды! Даже Широты, — захохотал тот.

— Аа-ээ… Не дашь посмотреть? — попросил Фурукава.

— Погоди, так это не твоя страничка? — озадачился Ямадзаки.

— Моя, просто забыл, как назвал, — коряво соврал Юта, подсознательно догадываясь, откуда могла взяться эта страница.

— Сейчас, — Икусабуро вытянул телефон, долго что-то листая. — Держи. Я отойду пока, мне надо с постановщиком поговорить по поводу финальной сцены, хочу кое-что предложить.

Юта благодарно кивнул и уставился в экран.

Furuchanofficial

С тяжелым вздохом прикрыв глаза, Фурукава медленно их открыл. Подавив в себе желание убивать, Юта прокрутил с десяток фотографий, остановившись на первой.
Довольно невинная на вид еще времен РиД фотография, снятая между репетиций, и дурацкая подпись: «Привет, я Фурукава Юта. И, наконец-то, я с вами»

Под ней около двухсот комментариев типа: «Ура! Добро пожаловать!», «Привет, ЮуУУУУта!», «Я этого дождался!», «Это свершилось», «Юта, ты такой милый!»
Покачав головой, Фурукава перешел ко второму фото и сматерился.

Бледное, едва прикрытое простыней тело на кровати и растрепанная темная макушка явно принадлежали ему, а вот фиолетовый в желтый горох носок, неромантично свисающий с тумбочки явно нет.

Когда он вообще успел сделать это фото, гад?

Подписей, к счастью, не было, зато восторженных девичьих комментариев прибавилось. Юта усмехнулся.

Третье фото было мало информативным, напоминающее скорее какое-то ритуальное поклонение еде, которым в обязательном порядке хотя бы раз в месяц занимаются все пользователи инстаграм.

И вот он хочет, чтобы я на это тратил свое время?

Четвертое фото смотрелось бы до невозможного мило, особенно с подписью: «Празднуем Рождество», если бы Фурукава не знал, что фото было сделано на единственно чистом клочке пространства, которое специально для этого разгребли от мусора, и в красном продолговатом свертке не угадывалась злополучная швабра.

Сейчас бы и огрел этого энтузиаста ею.

Следующее фото было сделано во время вечеринки на корабле. Темное, размытое, со светящимися глазами. Фурукава в обнимку с коктейлем и Широта в обнимку с Фурукавой.

Как, блин, этот пиздец вообще можно было выложить? Вспомнив последовавшее утро, Юта содрогнулся.

Шестое фото было еще хуже предыдущего, но отнюдь не качеством, о чем Юта сильно жалел. Танцы – это, конечно, хорошо. Но вот танцы на барной стойке…
Восемь с половиной тысяч отметок «нравится». Юта задумался о смысле жизни.

В седьмом посте было видео. Под названием «Мой страстный Руди». Вы когда-нибудь видели Смерть, убегающую от воодушевлённого Рудольфа? Нет? Тогда вас просто не было на репетиции экспериментальной постановки Элизабет.

Под ним лента комментариев: «Самая мимимилая Смерть в мире», «обогиэтошедевр», «Когда спектакль? я обязан это увидеть!», «Да целуйтесь уже!», «Нас не догонят».

На девятой фотографии была свалена на кровати разноцветная куча всевозможных шарфиков и скромная подпись «Моя любовь».
«Моя… мои…». Фурукава аж задохнулся от негодования. Как он посмел прикоснуться к сокровенному? Все. Найду. Убью.

Последнее фото было самым приличным, сделанным во время одной из фотосессий, и наглым образом спизженое из телефона самого Фурукавы.

Достав собственный мобильник, Юта ткнул в контакт «ЕгоУпоротоеВеличество» и стал ждать.
Гудки шли, но абонент либо засунул уши в жопу, либо голову в песок. И Юта предположил, что, скорее всего, – второе. Эта дрянь, вероятно, уже смоталась от него куда-нибудь в Испанию и покажется на глаза теперь не раньше католической Пасхи.

Вздохнув, Фурукава поплелся к гримерке Икусабуро возвращать телефон, понимая, что теперь просто обязан обзавестись собственным инстаграмом, чтобы опровергнуть ту фигню, что Широта про него еще напишет.

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #Elisabeth, #Shirota Yu, #Shirukawa, #Однострочники Т№1

---

[little.shiver]

Т№1. Заявка № 24. "Элизабет". Про несчастливую семейную жизнь Габсбургов и семейного психолога, которому после их визита потребуется психиатр.

Ретеллинг одного известного фильма, ни грамма серьезности и вообще.

Исполнение №1. 291 слово

— Давай ты начнешь, дорогой.
— Конечно.

Они сидят на мягких подушках прямо на полу, и если бы София это сейчас увидела, то пришла бы в неописуемый ужас. Однако же, Тод говорит — так откровеннее.

— Мы вместе девять лет.
— Десять.
— Девять лет, три месяца и четыре дня.
— Девять или десять лет.

Элизабет закатывает глаза.

— Мы познакомились на приеме по поводу предстоящей помолвки её сестры Елены и моей.
— Ты никогда ей не нравился.
— Она мне тоже, в том ужасном розовом платье она была похожа на меренгу.

Тод откашливается, стараясь скрыть подступающий смех.

— Что вы почувствовали, когда увидели свою жену впервые?
— Я даже смеяться перестал над какой-то там глупой шуткой. Чтобы вы понимали, она выглядела потрясающе. Простенькое платье, по которому и не сразу определишь его стоимость, каштановые кудри. Я не мастак говорить комплименты, но она поразила меня в самое сердце.

Франц-Иосиф мечтательно улыбается в усы, Тод понимающе кивает.

— А вы, Элизабет?
— Я упала с дерева и ударилась головой. Черт меня дернул вообще к нему подойти.
— Ты говорила, это любовь с первого взгляда!
— Я тогда много чего могла наговорить. Даже, что мне нравятся твои усы, хотя целовать щетку для обуви — удовольствие сомнительное!

Тод улыбается и задумчиво накручивает прядь своих длинных волос на палец.

— Я думаю, ваша проблема несколько глубже, чем предполагалось. Вы не задумывались, почему вообще хотите сохранить этот брак?
— Простите, что?
— Вы с ума сошли?

Элизабет и Франц-Иосиф переглядываются и не сговариваясь поднимаются.

— Этот брак — многолетняя работа по методическому уничтожению всего ценного в вашей жизни, — добавляет Тод, ни капли не удивленный.
— Я настолько привык любить её, что уже не мыслю жизни даже без наших ссор, — устало, но с нескрываемым трепетом говорит Франц-Иосиф.
— Истинная любовь — это всегда страдание, — безапелляционно заявляет Элизабет и кладет свою хрупкую ручку мужу на плечо.

Тод смеется. Пожалуй, он слишком хорошо их понимает.

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Однострочники Т№1, #Franz Joseph Habsburg

---

Как согреться зимой

[Kristenlain]

Название: Как согреться зимой
Автор: Kristenlain
Персонажи: Фурукава Юта, Широта Ю
Жанр: Повседневность
Размер: Мини
Рейтинг: G
Краткое содержание: Простывший Фурукава и действующий Широта.

Часть 1. Методы доктора Широты.

Приглушенное маской, одиннадцатое за вечер «Пчхи!» и жалобное шмыганье носом изрядно напрягали Широту. Слушая замечания режиссера и рассеяно кивая, он то и дело поглядывал на измученное лохматое чудо, которое, вопреки всем его убеждениям, отказалось сидеть дома и героически приперлось на работу. Притулившись на стуле, Юта ждал своей очереди на прогон сцены. Пару раз за время репетиции Ю казалось, что тот свалится с декораций, и поэтому старался находиться поблизости. С этим не в меру ответственным балбесом надо было срочно что-то делать, и Широта, как всегда, не лишенный гениальных мыслей, уже обдумывал план. Воодушевлённый пришедшей в голову идеей, он, едва дождавшись конца репетиции, помчал домой.

***

Что-то неприятно трещало сквозь заложенные уши, вырывая его из такого ценного и долгожданного сна. Приоткрыв один глаз, Юта попытался узреть источник шума и, не обнаружив его в квартире, закрыл. Звук не прекратился, и Фурукава, наконец, опознал в нем трель своего собственного домофона. Титаническим усилием подняв свое тело с дивана, Юта поплелся к двери. Нажав на кнопку, он вяло протянул:

— Хай.

— Чего «Хай»? Открывай давай дверь!

Узнав голос на том конце, Юта хлопнул ладонью по лицу и проклял себя за то, что вообще ответил на звонок. Но как вежливый и культурный человек, обреченно вздохнув, отпер дверь и тут же был, практически, сбит с ног комком живого счастья, пронесшимся мимо него в квартиру.
С открытым ртом Юта наблюдал, как в его квартиру следом протискивается Широта с туевой тучей пакетов в руках и поводком в зубах.

— Ты чего в темноте-то стоишь? — бросив поводок, спросил Ю.

Опустив пакеты на пол, он скинул обувь, по-хозяйски щелкнул свет и, посмотрев на Юту, заржал.

— В зеркало себя видел? – ухахатываясь, он тыкал пальцем в его прическу. — Так и знал, что ты сразу увалишься спать.

Юта захлопнул рот и попытался пригладить челку, уже заранее зная, что это бесполезно.

— Хрена ли ты тут делаешь?

— Эй, чего так грубо? — мгновенно надулся Широта. — Я, между прочим, тебя лечить пришел.

Юта скептически…очень скептически посмотрел на новоявленного доктора, который прихватив пакеты, направился на кухню. Лохматое, кучерявое, беспричинно счастливое нечто вовсю носилось по его квартире, заглядывая всюду, куда можно было заглянуть и обнюхивая все, что можно было обнюхать. Наблюдая за этой гиперактивной собакой, Юта подумал, что теория, по которой считается, что питомцы похожи на своих хозяев, взялась не с пустого места. Как кошатник, Фурукава искренне не понимал, почему все семейство Широты так помешано на собаках этой породы. Но спрашивать не стал, ибо прекрасно понимал, что если спросить Ю про его питомца, поток восхваляющих эту собаку речей будет не остановить.

Зевая, он поплелся на кухню, в которой уже во всю хозяйничал Широта. Уронив себя на стул, Фурукава осоловело наблюдал, как тот достает из пакетов огромное количество продуктов, что-то перекладывая в холодильник, что-то выкладывая на разделочную доску.

— И в холодильнике у тебя мышь повесилась. Ты хоть чем-нибудь питаешься? Хотя, о чем я, — махнул рукой Широта, — судя по твоей фигуре, только святым духом. И раменом, — подумав, добавил он.

Юта хотел съязвить, но сил не было, и он вяло продолжил наблюдать за манипуляциями Широты. В конце концов, высказать он ему еще все успеет, как и дать заветных пиздюлей. Вот только ему станет чуточку лучше.

Облазив все шкафы, Ю выудил откуда-то набэ, к удивлению Фурукавы, который даже не подозревал, что она у него имеется. Поставив вариться бульон, Широта промыл, порезал и скидал в миску ингредиенты, напевая себе под нос незнакомую Юте испанскую песенку. Фурукава ежился, кутаясь в махровый халат, и силился не заснуть. Перед носом с грохотом опустили кружку, от которой поднимался густой пар.

— Пей.

— Это кофе? – спросил Юта и поразился с какой надеждой прозвучал его голос.

— Нет. Имбирь. С сахаром, — явно довольный собой пояснил Широта. — Ты своим носом уже совсем ничего не чувствуешь. Говорил я тебе отлежаться дома, а ты: «нет, я не хочу доставлять неудобства людям». Теперь на тень отца Гамлета похож, а не на Ромео, блин. Вот, хрен, я тебя завтра куда пущу. Оставлю Ламе тебя охранять. Да, моя путипусичка?

Юта уже приготовился отвесить подзатыльник, но вовремя понял, что последняя фраза была адресована не ему и даже немного расстроился.
Ю, уже отвлекшись, во всю сюсюкал с Ламе, а тот заводным моторчиком крутился у его ног.

Обхватив пальцами предложенную кружку, Фурукава с полминуты погрел руки и попробовал горячую жидкость. На удивление, все оказалось не так плохо, как он ожидал, если учесть, кто это готовил.

Выгнав Юту с кухни, обернув его одеялом и оставив смотреть телевизор, Широта закончил готовку.

Реагируя на соблазнительные запахи с кухни, живот Юты заурчал, напоминая, что с обеда они ничего не ели, а время близилось к десяти. Накрыв небольшой стол в гостиной, Ю разлил суп и передал овен Фурукаве.

— Ешь. Он сытный, теплый и полезный.

— Да ты прям как мамочка, — усмехнулся Юта, с наслаждением вылавливая палочками и отправляя в рот кусочки трески.

— Ничего подобного. Я просто надеюсь на благодарность, Фуру-чааан, — сказала эта ехидная лыба, за обе щеки уплетающая ужин.

Юта слегка побледнел, но Широта списал все на болезнь и пообещал себе, что в ближайшее время поставит Фурукаву на ноги. Надо сказать, у него еще было несколько идей в запасе. Видя, каким маниакальным блеском засверкали глаза Широты, Фурукава пообещал себе в ближайшее время поправиться, пока его не залечили до смерти.

@темы: #Furukawa Yuta, #Shirota Yu, #Shirukawa

---

Упороться и не встать

[Kristenlain]

Кому молоденького Рудольфа и гламурную смерть Широты?

@темы: #Furukawa Yuta, #Der Tod, #Elisabeth, #Shirota Yu, #Rudolf Habsburg

---

[little.shiver]

Т№1. Заявка №18. Канон "Мы ебанулись окончательно". Вдохновение: 1, 2. И кто-то там когда-то там обещал, что напишет из-за этого андерэйдж с Фурукавой. А я запомнил.

Исполнение №1. ~1,4 слов

Название: Young and beautiful
Автор: little.shiver
Фандом: РПС
Пейринг: Иноуэ Ёшио/Фурукава Юта
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Размер: мини
Примечания: в общем, да, заявка пошла именно с фотографий, и это должна была быть легкая зарисовочка, а потом я ещё раз посмотрел разницу между игрой Ёшио и Ю. И тут меня накрыло.
Посвящение: мой дорогой Уилл, вам, конечно, за постоянную помощь с фактами и беспрестанную работу мозга

Читать дальше

— Вообще-то, у меня есть девушка, — удивленно произносит Ёшио. И только потом отстраняется.

Репетиция превратилась в фарс; режиссер трет виски, пытаясь избавиться от накатывающей волнами головной боли. Актеры невозмутимо стоят друг напротив друга и, похоже, вообще забыли, где находятся.

— Парни, вы играть сегодня будете, или мы до ночи собрались торчать? — кричит помощник режиссера. Весь сегодняшний состав сидит на первом ряду, и даже микрофон не нужен, чтобы было слышно.

Кто-то из оркестра роняет пюпитр, и звук отрезвляет. Заставляет вернуться к реальности. К реальности, в которой у Ёшио вообще-то есть девушка, а у Юты — болезненный фетиш на бордовые рубашки, будь все неладно. И никакой драматической истории взаимоотношений за плечами, только восемь лет разницы в возрасте. На лице Ёшио они отражаются лишь в моменты сильной усталости, и не к чести Фурукавы, которому и тридцати ещё не стукнуло, выглядит Иноуэ в разы лучше. Только мелкие морщинки собираются лучиками вокруг глаз, когда Ёшио улыбается.

Это не делает его хуже, хотя так было бы легче.

Юта нервно сглатывает, чувствуя, как ноет перенапряженное сегодня горло. Похоже, на улице с шарфом лучше не расставаться.

Они, наконец, отстраняются достаточно, чтобы разорвать немыслимый контакт и прислушаться к замечаниям. Юта знает, что прогон был средним, ему не удалось и вполовину выложиться так, как хотелось бы, просто он не был готов. При всей его напускной внешней рациональности, Фурукава знает, внутри он — сгусток нервных окончаний, который стоит только приоткрыть, и выйдет нечто совершенно невероятное. Наверное, поэтому он такой хороший актер; без лишнего самолюбования — это подчеркивали и критики, и госпожа Яна, и многие из тех, с кем он совершенно не знаком. Он работает в лучшем театре города (если не страны) и понимает, что от него ожидают очень многого. Не оправдывать этих надежд — вот чего он боится. Вот, что делает его уязвимым и заставляет с каждым разом пересматривать и перечитывать оригинальную постановку и либретто, вслушиваться в тексты, искать переводы. Он и рад бы выучить немецкий, чтобы понимать безоговорочно, но сейчас на это банально нет времени: до конца репетиций чуть больше двух недель, и конец июня должен стать их венцом.

И у него нет времени, чтобы прислушиваться к себе и пытаться понять, почему именно сегодня он словно сломался, посмотрев Ёшио в глаза.

Он едва помнит дорогу домой.

***

Юта просыпается с первыми лучами солнца, потому что не потрудился с вечера закрыть шторы, но усталость берет свое, и он до последнего остается в постели, надеясь снова уснуть. Из залитой яркими летними всполохами дремоты его вырывает телефонный звонок.

— Да? — отзывается он как можно более вежливо, стараясь прогнать из голоса утреннюю охриплость. Всё-таки он вчера немного перестарался.

— Доброе утро, Фурукава-кун, — несколько официально обращается Ёшио, — надеюсь, не разбудил? Вчера была сложная репетиция, тебе следовало бы отдохнуть.

— Доброе, Иноуэ-сан. Нет, ничуть, погода слишком хороша, чтобы не выйти на улицу, — выпаливает Юта на одном дыхании и только потом одергивает сам себя же. И правда, сколько можно изображать из себя нервную школьницу? В почти тридцать это не то чтобы не солидно, но даже как-то подозрительно. А подозрения ему не нужны. Хватит и вчерашнего ступора на совместных сценах. «Чертова рубашка», — вздыхает Фурукава про себя и включается, наконец, в разговор. — Вы что-то хотели сказать?

— Да, хотел спросить: может, ты сможешь приехать пораньше сегодня на час, чтобы мы могли порепетировать вдвоём. Я чувствую, что ты где-то застопорился вчера, и мы могли бы разобрать эти моменты, чтобы не задерживать всех.

У Юты пересыхает в горле. Одно дело, когда вокруг толпа людей, и ты просто кажешься идиотом, и совершенно другое — стоять напротив объекта своих... неоднозначных чувств и пытаться объяснить, почему такая простая сцена, совершенно понятная в своей трагичности, не дается тебе. Потому что трагедия в этот момент — твоя, а не только героя. Потому что сцена в этот момент — арена для самых жутких пыток. Потому что он пришел в рубашке винного цвета, а у тебя перехватывает дыхание, стоит только взглянуть. Потому что он старше на восемь лет, у него есть девушка, а ты стоишь и краснеешь как влюбленный юнец. И в глубине его серьезно-насмешливых глаз ты видишь, что он всё это читает, словно ты — открытая книга.

Ты всегда будешь открытой книгой для него. А он всегда будет старше, мудрее, и с легкостью оттолкнет твои чувства, да ещё и объяснит, что ты нашел не самый удачный объект для столь пристального внимания.

Юта не плачет практически никогда, но снежный ком его мыслей застревает где-то в районе солнечного сплетения и мешает дышать. Прерывистым голосом он отвечает:

— Да, без проблем. Вчера так неудобно вышло. Спасибо за предложение! — благодарит он, потому что так будет правильнее, и Ёшио — последний, в чьих глазах Фурукава хочет выглядеть дураком. — Тогда, до вечера, Иноуэ-сан? — с надеждой говорит он, потому что какой бы ветреной ни была влюбленность, ему всегда будет недоставать восьми лет опыта, чтобы с ней справиться.

— Я буду ждать, — улыбается Иноуэ в трубку, и сердце Юты пропускает удар. Ему все ещё требуется время.

***

— Как ты думаешь, — спрашивает Ёшио, протягивая ему сэндвич с ветчиной из ближайшего Старбакса, — почему Тод отпускает Рудольфа? Почему дает ему второй шанс? И на самом ли деле дает?

Юта отпивает кофе — черный, две ложки сахара — и задерживает его во рту, позволяя себе призрачные секунды для обдумывания ответа.

— Мне кажется, тут надо разделять вас, Иноуэ-сан, и Ю, — говорит он, наконец, и разворачивает поджаристый хлеб с ломтиками ветчины, листами салата и восхитительно-острым горчичным соусом. — Потому что вы разные. Ваш Тод дает второй шанс Рудольфу, потому что искренне верит, что тот способен справиться со своей жизнью, своими обязанностями, способен взяться за голову и суметь... — он прерывается, вдруг услышав в своем голосе слишком много. Потому что это не только отношение Тода к Рудольфу, это отношение самого Ёшио к нему. Эту же сцену с Ю они отрепетировали за два дня, и все получилось идеально. В совместных сценах в них просыпался такой азарт, что в конечном итоге получалось почти противостояние вместо подчинения. И Фурукаве было с разы легче. С Ёшио его Рудольф преобразился и стал уязвимее, слабее. И Юта не хочет думать, что на игру повлияло его собственное отношение к Ёшио. В конце концов, он ведь хороший актер.

— Ты прав, Фурукава-кун, — с улыбкой кивает Иноуэ, и в его чуть насмешливом взгляде слишком много понимания, сочувствия. Юте делается дурно, хотя ещё две минуты назад он с удовольствием откусил сэндвич.

Фурукава откладывает еду в сторону и поднимает на ноги. Они присели на краю сцены, и Ёшио принес еду, чтобы хватило сил до перерыва в репетиции. Но сейчас Юта чувствует — пора. Он знает, чего не хватает сцене, и они отыграют блестяще. Главное — сыграть до конца.

Ёшио поднимается следом и радуется той решительности, которая застыла в глазах Юты. Она о многом говорит.

У них нет возможности подключить к репетиции весь оркестр, но у Ёшио есть знакомая скрипачка, которая согласилась помочь им и тоже прийти чуть раньше. Юта невольно радуется тому, что они не одни, и у его безумия будет хоть один свидетель.

Он падает на колени, чувствуя обреченность Рудольфа, он отдается отчаянию, которое захлестывает юного кронцпринца с головой. И, когда Ёшио подходит сзади, Юта не оборачивается, но почти осязает облегчение, накрывающее Рудольфа. Его утешение и спаситель. Его цель и символ всех стремлений. Его жизнь и смерть. Его Смерть.

Юта держит Ёшио за руку и клянется, что сделает все возможное, чтобы стать великим Императором. Что готов к борьбе. Вот только слабая усмешка Тода свергает его в пучину собственный страхов.

Юта снова падает на колени, только теперь Рудольф окончательно повержен, и он не сумеет подняться. Все, что ему осталось — несколько па и томительное ожидание. Он принимает револьвер с особым трепетом и даже удивляется нежности, которая вкупе с гордостью буквально сочится из глаз Ёшио. Юта переводит взгляд с револьвера на зал и решается, решается один-единственный раз поступить так, как хочется, а не так, как будет правильно.

Ёшио старше на восемь лет, у его есть девушка, и в сценарии нет ничего похожего, но Юта стремительно прижимается к губам Иноуэ и целует так отчаянно, что подкашиваются колени. Целует так, словно от этого зависит его собственная жизнь, а не удачность постановки.

Ёшио ласково гладит его по щеке, коротко целует в ответ и легким движением отстраняет.

После этого так легко застрелиться.

Уже лежа на полу (подхватить-то его сейчас некому) Фурукава искренне усмехается и поздравляет себя с победой. Присевший рядом Ёшио жует остатки своего сэндвича и улыбается:

— Это была идеальная развязка. Ты все правильно сделал.

Юта кивает и улыбается в ответ. Ему в лицо противно светит один из прожекторов. О да, он все правильно сделал. Иногда нужно на мгновение задохнуться, чтобы вновь стало легче дышать. И когда Ёшио помогает ему подняться, Юта не чувствует ничего, кроме признательности. Ни бабочек в животе, ни кома в горле, ни подкашивающихся коленей. Их всегда будет разделять слишком многое, но ничего лишнего не будет стоять между ними.

Фурукава смеется и допивает кофе. Эта постановка будет лучшей из всех.

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #Yoshio Inoue, #Однострочники Т№1

---

[little.shiver]

Это просто должно здесь лежать)

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Yoshio Inoue, #Rudolf Habsburg, #Uwe Kroger

---

Сны, в которых я умираю

[Shax-r]

Кажется, я окончательно и бесповоротно влюбился в альтернативы. Те самые, которые могут и не быть реальностью – но все равно имеют шанс на существование.

Название: Сны, в которых я умираю.

*

«The dreams in which I’m dying are the best I’ve ever had» («Сны, в которых я умираю, – лучшее, что со мной случалось») – строчка из известной песни «Mad World»
Автор: Shax
Фандом: Альтернатива к фику по фику. Кто-нибудь, пристрелите меня нахрен...
Персонажи: Рудольф Габсбург, Штефан Рац, Ада Рихтер.
Размер: мини
Категория: слэш. И даже не «недо-». Я, блять, дожил до этого дня.
Жанр: мозгоебля и секс (с). Рефлексия. Одна сплошная рефлексия.
Краткое содержание: «А что будет, если..?». Нет, не так. «А чего никогда не будет, если..?» «А чего никогда не было, если..?»
Примечание: Одна-единственная фраза про развилку – и я все. Потому что я вспомнил нежно любимый мною фильм «Господин Никто», и понял, что не могу про это не написать. Вот именно «не могу», потому что я добросовестно сопротивлялся, но эта идея огрела меня по башке и вгрызлась в мозг слишком сильно, чтобы ее можно было игнорировать.
Предупреждения: 1. Я в курсе, что вся первая сцена у меня описана ну очень странно. Так и надо, да.
2. Помните альтернативную концовку «I am machine»? Вот здесь, – по духу, по ощущениям, по смысловому наполнению, – то же самое. Ну и теория множественных вселенных, куда же без нее.
3. Кто заметит разницу между первой фразой и аналогичной репликой Рудольфа в «Не надо правды, вас люблю за ложь» – это не ошибка, оно так и должно быть. 

Читать

Хоть. Сейчас-то. Ты. Не выделывайся.

Кажется, он произносит эти слова вслух, хотя предназначены они ему самому. Ему, а не тому человеку, что сейчас сидит совсем рядом и смотрит в упор тяжелым, напряженным взглядом. Он и раньше видел Штефана таким, пусть и очень редко. Так же, как и удивленным, задумчивым, даже напуганным, – и самый искусный притворщик порой расстается со своими масками. Штефан – искуснейший из искусных, он гений лицемерия, но прямо сейчас, в это самое мгновение, он – настоящий. И невозможно непривычно читать в его глазах не знакомую иронию, не вальяжное нахальство, а неуверенность.

Не выделывайся, Рудольф Габсбург. Сейчас уже нет смысла прикидываться пьяным дурачком, которому ни с того ни с сего пришла в голову шальная мысль затащить в постель лучшего друга. Сейчас самое время признаться в том, что в нем просто взыграла гордость, дурацкая обида, вот он и предложил Аде устроить небольшой розыгрыш. Совсем невинный, – как им обоим тогда казалось, – ведь не могли же они всерьез строить козни против человека, который все-таки им дорог.

Хотя он и в самом деле пьян. Пол-литра крепкого ликера – слишком мало для того, чтобы полностью потерять контроль над собственным телом или сознанием. Но мелкая моторика безнадежно похерена, он сейчас даже карандаш в руках не удержит, а мозг заволокло таким плотным, почти осязаемым серо-сизым смогом, что взгляд сфокусировать в одной точке сложно, хочется просто развалиться на кровати и – глупо смеяться. Почему-то. Зато у него наконец получилось расслабиться, выдохнуть, отпустить себя. Он ведь специально так набрался, гораздо больше, чем следовало бы, – для храбрости. Как он думал поначалу – чтобы решиться осуществить свой замысел. Сейчас понимает – чтобы признаться.

«Это всего лишь розыгрыш», – думает Рудольф, хватаясь за первое, что попалось под руку, – за галстук. Снова притягивает Штефана на себя, хотя скорее – дергает резким, нервозным движением. И – целует, свободной рукой обнимая за затылок, взлохмачивая волосы. И – продолжает тянуть, крепко сжимая ни в чем не повинный галстук в кулаке.

– Кретин, ты меня задушить решил?!

Праведный гнев, который так привычно слышать в пронзительных истеричных воплях, сейчас звучит сдавленным шипением. И это, наверное, должно его испугать. Потому что он начинает догадываться, в чем причина такой неуверенности.

«Это всего лишь розыгрыш», – думает Рудольф, все-таки спихивая с себя чересчур навалившееся тело. Садится, трясет головой и тут же со стоном за нее хватается, потому что мир перед глазами начинает предательски кружиться. Сейчас – самое время признаться, позвать Аду, вдвоем поржать над этим образцом трезвенности и благопристойности, который в кои-то веки и сам налакался. Да-да, непременно признается и позовет, только сначала поможет образцу трезвенности стащить пиджак. И этот долбаный галстук, а то сегодня кое-кто кое-кого им точно придушит. И... И еще что-нибудь, потому что проклятые вычурные тряпки его сейчас бесят.

– Схуяли ты в середине лета так вырядился?

– Друг мой милый, я бизнесмен, а не пугало вроде тебя.

– Нос сломаю.

– Опять?!

Сознание – как короткие вспышки, когда туман в голове немного рассеивается, позволяет выдохнуть, рассмотреть, ощутить в полной мере. Понять, что то, что происходит, – происходит именно с ним.

«Это всего лишь розыгрыш», – уже почти признается Рудольф, наклоняя голову, в кои-то веки радуясь тому, что второй месяц забывает постричься. Это неудобно, волосы в глаза лезут и вообще мешают, но зато Штефан не увидит выражение его лица. Собственно, какое оно, это выражение, он и сам не знает и знать не хочет. Он сейчас вообще ничего не хочет – или наоборот, хочет всего и сразу. Например, скрыться еще больше, поднырнув снизу под подбородок, и целовать шею, пока его обнимают, гладят по спине, по бокам, по бедру.

Или это не он хочет? Рудольф снова выпрямляется, с неподдельным любопытством заглядывая Штефану в глаза. Они какие-то... «Пьяные» – первое приходящее на ум сравнение, хотя разум и подсказывает, что не самое точное. Блаженные. Будто это Штефан с самого начала разыгрывал из себя горе-соблазнителя, а теперь донельзя доволен тем, что дело выгорело. Дурак...

Он должен признаться, должен позвать, должен, должен, должен...

Нихрена он никому не должен. Нихрена он ничего не хочет.

Он просто делает то, что ему нравится. Рывком подается вперед, без труда опрокидывая ничего не заподозрившего Штефана на спину, придерживаясь за его плечи, и снова целует, глухо ворча что-то про то, что тому надо бы побриться. Штефан, как ни странно, помалкивает, даже не пытаясь защищать неприкосновенность любимых усов, – слишком поглощен тем, что помогает Рудольфу окончательно раздеться, а потом ведет руками по спине вверх, до лопаток. И снова вниз, нажимая на позвоночник, вынуждая прогнуться и прильнуть к нему сильнее. Не медлит, не изучает, – он настойчив и нетерпелив в каждом своем движении.

«Это всего лишь розыгрыш». Он так уже не скажет. Сначала – не хватило смелости. Сейчас – нет желания. Потом – не позволит совесть.

То, что творится в его дурацкой голове, – останется в голове. Штефану всего этого знать не обязательно, Штефану хватит и того, как Рудольф выгибается в его руках, прижимается, как скользит по его телу своим, как неспешно оглаживает предплечья. Потому что Рудольфу правда нравится. Он падок на ласку, он любит прикосновения, любит ощущать тепло человеческого тела. А то, что он любит, – он привык получать. Банально – покупать за деньги, как когда-то купил Аду. А на что купился Штефан? Уж явно не на трехдневные синяки под красивыми глазами.

И Рудольф пьяно смеется, уже в который раз за сегодняшний вечер. Шепчет, все еще хихикая самым идиотским образом и теперь просто утыкаясь Штефану в шею:

– Прости, но я все... Кажется, дальше я побуду бревном.

Тот только деланно вздыхает и наверняка картинно закатывает глаза, – даже сейчас, когда Рудольф его лица не видит, – а потом подхватывает его под лопатки и перекатывается, оказываясь сверху. Снова наваливается всей тяжестью, но теперь это уже не ощущается, как что-то мешающее. Это даже приятно.

– Только храпеть не начни, бревно, – Штефан шутливо тычет его в бок. – Это, знаешь ли, отвлекает от процесса.

– Ты хотя бы сейчас можешь не паясничать? – щекотно, блин!

– Не могу, привык.

Рожу бы ему начистить. Не за лицемерие – за то, что в нем сознался. Лучше б продолжал поддерживать их взаимную игру в хороших приятелей. Близких друзей. Хотя куда уж ближе...

Ему хочется взвыть от лавиной обрушившегося осознания, истерично расхохотаться, закрывая лицо руками, но Штефан такого не заслужил. Штефан даже пытается быть ласковым, – херово пытается, правда, потому что торопится, это особенно заметно по тяжелому учащенному дыханию. Слишком сильно сжимает ногу, когда подхватывает ее под колено. Слишком усердно целует ребра, кусается. Впрочем, оно и к лучшему.

При постоянном неврозе невозможно ни на секунду расслабиться, нервы скручены тугой пружиной, сам себе со стороны напоминаешь загнанного в угол ощерившегося животного, которое хочет то ли напасть, то ли просто спрятаться. Секс, как и алкоголь, – отличный способ преодолеть это состояние. Особенно если – не абы с кем. И Рудольф тихо посмеивается, чувствуя, что ему наконец становится легче.

– Чего ты опять ржешь, бестолочь? – в ответ на возмущенный вопль Штефану прилетает пяткой в бок, и он с деланной обреченностью в голосе констатирует: – Чую, мы подеремся.

– А потом помиримся. Самым действенным способом.

Рудольф все-таки тянет его на себя, заставляя подняться выше, и обхватывает руками его затылок, зарываясь пальцами в волосы. Ощутимо сжимает, дергает пряди, даже не скрывая торжествующей наглой улыбки, – а потом резко прижимает его голову к своей шее. Только бы скрыть выражение собственного лица, хотя бы ненадолго. Хотя бы в этот момент – когда сжимает коленями его талию, настойчиво подталкивает.

Штефан, умница такой, намек понимает сразу. Хотя кто тут еще кому намекал... Во всяком случае, он и не пытается поднять голову, только целует так удачно подставленную шею. И плавно подается бедрами вперед и вверх, чувствуя, как выгибается под ним прижатое к кровати тело, слыша над ухом тихое шипение. Рудольф сильнее стискивает его в объятиях, даже слишком сильно, а потом, спохватившись, виновато гладит по затылку.

Сознание снова норовит уплыть, но теперь это уже не вызывает беспокойства. Скорее наоборот. Можно не думать, не сосредотачиваться ни на чем, кроме физических ощущений, да и те как-то незаметно перестают восприниматься по отдельности, сливаются в единый... Да нет, не вихрь и даже не поток, ничего такого. Рудольф просто полностью растворяется в чьих-то чужих чувствах, отдается им, – и это прекрасно, потому что ему самому не нужно ничего чувствовать. Наверное, он бы удивился такому, – но сейчас и удивляться не хочется. Ему просто хорошо и... как-то спокойно. Это сейчас нужнее всего.

Теперь уже целоваться лезет Штефан, он явно вошел во вкус, ему мало ритмичных движений, хочется большего. Придерживая одной рукой за бедро, второй он гладит по боку, по животу, ласкает пах, отчего Рудольф чуть громче стонет ему в губы. Или даже тихо охает, если прикосновение оказалось особенно приятным, но тут же намеревается укусить. Все-таки сдерживается, только сильнее притягивая его на себя.

От Штефана пахнет неизменными сигаретами, за которые обычно хочется прибить, потому что это форменное безобразие – так провонять дешевым табаком. Но сейчас даже этот запах успокаивает. А чем пахнет от самого Рудольфа? Полынью, должно быть, не зря же он выхлестал целую бутылку. Горечью. Разочарованием. Раскаянием. И за это хочется прибить уже самого себя, потому что какого хрена он опять начинает думать...

– Руди...

Кажется, Штефан просто и сам уже не слишком контролирует свое сознание, вот и мелет что попало, но хочется верить, что он сделал это специально. Потому что звук голоса отвлекает, помогает снова забыться, – и Рудольф в знак благодарности крепко обнимает его, на несколько секунд утыкается в шею, вздрагивая. Он снова позволяет чужим чувствам поглотить его, – и это восхитительно, потому что ему самому больше не надо чего-то хотеть. Тысячи, десятки тысяч желаний переплетаются, свиваются в плотный запутанный клубок. Давят друг друга, пережимают, завязываются в слишком тугие узлы. Так наступает некроз.

Отмирание.

* * *

– Откуда только в твоей светлой головушке зародились такие мысли, а? – и увесистая затрещина, от которой, почему-то, становится легче.

– Ты мне никто, вот и не смей указывать, как мне жить! – он обнимает хрупкое худенькое тело, не обращая внимания на бесполезные попытки ударить или расцарапать, но понимает, что это – уже все.

Водянистый, рыбий взгляд Тааффе, от которого становится холодно и мерзко. Будто случайно ухватил рукой нечто, покрытое слизью, а оно выскользнуло из пальцев и с влажным шлепком плюхнулось на пол.

Дикий приступ мигрени, такой, что кажется, будто что-то давит изнутри черепа, на глаза, на барабанные перепонки, лишая зрения и слуха, но при этом – только обостряя восприятие, заставляя еще больше сжиматься от боли от любого звука или вспышки света. Найти бы таблетки... эти проклятые таблетки, без которых он сейчас загнется. И с ними загнется – только чуть позже.

Мигающий серым курсор в черном окне, дразнящий и невероятно раздражающий, но вместе с тем – интригующий.

Испуганное помятое лицо, какие-то стеклянные бессмысленные глаза, собственные пальцы, с силой сжимающие ворот промасленного комбинезона. И ярость, застилающая глаза кроваво-красной пеленой. Одна-единственная истрепанная фотокарточка, которая для кого-то вмещает целый мир.

Слова, не произнесенные вслух. Он никогда не сможет кому-то так сказать. Помоги мне разобраться в себе. Помоги мне почувствовать себя нужным. Помоги мне стать человеком. Полюби меня. Помоги мне.

Хоровод чужих лиц, хоровод чужих желаний, которые паутиной оплетаются вокруг и давят, душат, лишают того немного, что у него еще осталось, – его собственного «Я». Потому что в каждом этом лице – разочарование. Печать на лоб «неликвид». Он слишком слаб. Дефективен.

Порыв ледяного ветра в лицо, обледеневшая полоска бетона под ногами, больно впившиеся в бок металлические прутья. И рука, с силой ухватившая за воротник. Низкий вкрадчивый голос. Ярость. Страх. Желание жить. Обжигающая волна, прокатившаяся по горлу. Водоворот чувств, от которого недолго и с ума сойти, но в нем мелькает что-то, к чему он инстинктивно тянется, пытается поймать – и упускает.

Пустота. Раз за разом обрываются тонкие нити. Паутины – как ему раньше казалось. Но только эти нити и позволяли чувствовать хоть что-то. Смотрит взглядом побитой собаки тот, кто всегда смеялся. Те, кто раньше были самыми родными, теперь – просто никто. Он им не нужен. Даже этому тихому привидению, на которое невозможно разозлиться.

И отчаянный крик за дверью, который затихает и вязнет, будто в вате.

Весь мир пульсирует, сжимается до размеров одной комнаты, даже собственное загнанное дыхание кажется каким-то чужим и отстраненным. Белесые пустые глаза, усмешка на губах. Совершенная структура, которая сама собой выстраивается в голове. Парадокс, приводящий к главному в его жизни пониманию.

Все внутри.

Яркий солнечный свет, синее небо над головой, чистый воздух. Счастье. То самое ощущение, к которому он стремился, которое искал в других, – а нашел в себе. И которым хочется поделиться. С тем, кто так же ищет. Слезы. Нежность и тепло поцелуя. Приятный холодок на коже у виска.

Улыбка. И слишком скользкий пластик под указательным пальцем.

Даже когда гаснет экран, он все еще видит перед глазами лабиринт колумбария. Чувствует приятный обволакивающий запах мирры, как символ гармонии, спокойствия, всего того, что – «правильно». И совсем слабый, истлевающий мускус. Страсть. Жизнь.

* * *

– Или ты встанешь прямо сейчас, или выпрашивать завтрак будешь где-нибудь в другом месте. Хотя кому ты нужен, чудовище похмельное.

Рудольф со стоном перекатился на спину и кое-как разлепил глаза, пытаясь воочию узреть источник шума. Перед ним стояло физическое воплощение Совести, только сковородки для завершения образа не хватало. Но Ада была девочкой хрупкой и утонченной, а потому вместо сковородки держала в руках бутылку с водой.

– С чего ты решила, что похмельное? – господи, ну и охрип же у него голос...

– У тебя каждый раз похмелье, потому что пить ты не умеешь.

Крыть было нечем. Рудольф старательно изобразил на своей помятой физиономии раскаяние и попытался сесть. Даже получилось, хотя голова тут же отозвалась тупой ноющей болью. Не такой сильной, как в его сне, но приятного все равно мало.

– Если ты сейчас заявишь, что не помнишь, что вчера натворил, – я тебя придушу, – кончик длинного красного ногтя ткнулся ему в грудь, неприятно царапнув кожу. – Я по вашей милости в собственную спальню попасть не могла!

Ада негодовала. Даже спасительную бутылку с водой всучила ему в руки с негодованием, предварительно несильно стукнув ею же по и так больному затылку.

– Все я помню... – Рудольф потер глаза тыльной стороной ладони и поспешно припал губами к горлышку, на пару минут полностью выпадая из реальности. Зато он, кажется, начал оживать.

Ада присела на край кровати, а потом перебралась к нему за спину и прислонилась плечом. Как же ей нравилось так сидеть...

– Придурок ты, Руди, – она уже не ругалась, понимая, что бесполезно, только тяжело вздохнула. – Если ты всегда так заигрываешь, то я искренне не понимаю женщин, которые на тебя вешаются. Позор. Ты пьяное чудовище, и мне за тебя было стыдно! Даже такую простую затею провалил.

– Ничего не провалил. Наоборот – я выиграл. Он же поддался на мои провокации. Напился, хотя не хотел, и...

– Ага. Вот только какие последствия у этого «и» будут, – ты не подумал, дурная твоя башка?

– Думать – это к Штефану, – Рудольф отчего-то развеселился. – Кстати, он где?

– В девять утра выскочил с воплями, что у него уже полчаса как совещание, сожрал испорченные бутерброды и умчался, – Ада меланхолично пожала плечами с видом: «Ну а ты от него чего-то другого ожидал?» – Это ты продрых до обеда, а он еще хотя бы делает вид, что работает.

– Не злишься? – неожиданный и совершенно неуместный вопрос. Ответ на него он и так знает. И даже представляет, на сколько примерно процентов этот ответ будет состоять из лжи.

– С чего бы? – Рудольф спиной чувствует, как Ада пожимает плечами. – Глядишь, так ты будешь меньше мне надоедать своей гнусной рожей.


Таблетка обезболивающего и ледяная вода из-под крана позволяют не только окончательно ожить, но и даже немного привести в порядок мысли. Хотя из зеркала на него смотрит сущее чучело – мокрое, взъерошенное, с темными кругами под глазами. Со стороны это, должно быть, на редкость жалкое зрелище.

Только взгляд у этого смешного чучела непривычно тяжелый. Нечеловечески усталый, гнетущий, давящий, какого просто не может быть у похмельного болвана, только-только проспавшегося после бурной ночи. Люди вообще не могут так смотреть.

Рудольф привык и уже не шарахается от зеркала. У него всегда такой взгляд после подобных снов. И к снам он тоже привык. Ему часто снится будущее – то, которое с ним уже точно никогда не произойдет. Вернее – произойдет, но не с ним. С кем-то другим, другим Рудольфом Габсбургом, человеком из иной реальности, которая появилась в тот самый момент, когда он сам потянулся поцеловать Штефана, когда забыл о том, что это был всего лишь розыгрыш.

Почему с ним такое происходит? Это предостережение или ирония, – ведь ничего уже не изменить, выбор сделан? Неважно. Все равно ничего этого уже не будет. Ни предательства, ни насмешливых белесых глаз, ни выпущенной в висок пули. У всех его снов о невозможном будущем только одна общая черта – его собственная смерть.

Плевать на знаки и предостережения, Рудольф только рад тому, что его будущее сложится иначе. Снаркоманиться, предать семью и застрелиться в тридцать лет – это немного слишком. А он выкарабкается. Разберется со Штефаном, поговорит с Адой, попробует наладить отношения с родителями. У него все будет хорошо.

Рудольф еще раз смотрит на свое отражение в зеркале и слегка улыбается, понимая, что вчера ночью он сделал правильный выбор.

* * *

Определенно, жрать по утрам таблетки, запивая их кофе три-к-одному (потому что зачем идиоту ложка, если можно насыпать прямо из банки?), – не самый приятный способ проснуться. Зато самый действенный. Тело-то встало четко по будильнику, швырнуло эту орущую сволочь об стену, чтоб заткнулась, и поползло в ванную, а вот мозг при этом старательно видел десятый сон.

Хотя про десятый – преувеличение. Сон был один и тот же, на протяжении всей ночи. Лютый бред про чересчур удачный розыгрыш, приведший к необратимым последствиям. Про карие глаза Ады. Про человека, в которого он почти смог влюбиться, – когда стало уже поздно. Про чей-то деланный смех, про людей с неестественно расширенными зрачками и отрешенными улыбками на осунувшихся лицах. Про безумную круговерть событий, в финале которых – глоток чего-то обжигающе-крепкого, от чего даже губы щиплет едкой горечью.

Рудольф знает, о чем был этот сон, благо, уже не первый раз с таким сталкивается. Это – то прошлое, которое никогда с ним не происходило, потому что однажды он сделал другой выбор. Вернее, происходило, – но не с ним, с другим Рудольфом из другой реальности. Звучит, как редкостная ширпотребная ахинея, но он точно знает, что на самом деле все так и есть.

На так и не выключенном с вечера мониторе что-то мигает. Ах, точно. Консолька. В минималистичном черном окне уже повисло сообщение:

«Удачи тебе сегодня.»

Да уж, удача ему не повредит. Сегодня важный день, возможно, один из самых важных в его жизни. И он к нему готов. Он не ударит в грязь лицом перед этой напыщенной старухой Штрауб, пусть она только попробует смотреть на него так же свысока, как и полтора года назад. И перед Штефаном не ударит. Перед своим старым приятелем Штефаном, который всегда был и остается просто хорошим другом.

Интересно только, почему этот сон приснился ему именно сегодня? Он ведь давно забыл о том глупом розыгрыше. Может быть...

Потому что все возвращается.

Рудольф еще раз поправляет перед зеркалом пиджак, одергивает манжеты и улыбается своему отражению. Он точно знает – тогда он сделал правильный выбор.

@темы: #Rudolf Habsburg, #cyberpunk, #обаятельный мерзавец

---

[little.shiver]

Т№1. Заявка №3. Канон наших любимых идиотов. В продолжение "Кофе" (да, писал его я, но вам же, Смерть моя, он так полюбился). Там, к слову, день только начаться успел. А у Широты обида на подпорченное утро, куча гениальных планов (и ваше любимое "Ты ебанулся?") на столь замечательный праздник и неиссякаемый запас энергии. Вот и мне самому интересно, какой из этих планов он бы рискнул осуществить. Стеб желателен, все остальное - на усмотрение автора.

В общем, я пытался в стеб, но получилось все равно сопливо и в романтику, и по заявке только отчасти, потому что без коварных планов Широты зато с коварными планами Фурукавы

Исполнение №1. 912 слов

После благополучного завершения утренней эскапады Юта не то чтобы оттаял, но однозначно сменил гнев на милость. Даже не вылил злополучную чашку с кофе Ю на голову, хотя мысль такая мелькала.

— Скажи, что там точно не было стирального порошка. Нет, поклянись! — усмехнулся он, сидя на кухне напротив новоявленного именинника, уши которого уже вернулись к своему естественному цвету и размеру.

— Да ладно тебе, я же просто попробовал новый рецепт! — обиженно фыркнул Широта и уткнулся в свою чашку капучино. Его настроение колебалось между отметками «Плинтус меня победил» и «Этот идиот доверяет свое утро кофеварке», и Юте стало немного стыдно за свою вспыльчивость. Минуты на две.

— Тихо-тихо, я понял все. Допивай свой кофе и пошли собираться уже.

Он на автомате вымыл чашку и заглянул в холодильник, намереваясь увидеть там хоть что-то подходящее. К сожалению, пресловутая мышь все-таки повесилась, и этой смерти не пережило, похоже, все её семейство. И ещё парочка ближайших кланов, судя по тому, как блестели вымытые всего пару дней назад полки.

И Рождество, и Великое Пришествие Прекрасного и Неповторимого Широты Ю в Мир такими темпами оказывались на грани срыва. А уж учитывая, что в Рождество все кафе, рестораны и культурно-развлекательные мероприятия обычно чересчур востребованы, Фурукава тяжело вздохнул и начал понемногу смиряться со своей незавидной участью. А заодно думать, что они вдвоем с Широтой сумеют приготовить без ущерба для только недавно отремонтированной квартиры, шаткой психики и слишком навороченной кухни, которую ему каким-то волшебным образом умудрились продать настойчивые консультанты.

— А куда мы собираемся? — миролюбиво уточнил Широта, видимо уже примирившийся со своим утренним провалом, переживший глубокую душевную травму в полминуты и собравшийся с духом.

Юта отмахнулся от глупых вопросов и принялся искать резинки для волос, попутно обещая себе и всему миру, что после нового года он точно «обстрижет все это безобразие». Почему после нового года, а не с понедельника Ю решил не уточнять. Вообще, перед ним стояла куда более неразрешимая дилемма: что надеть. И если всадников Апокалипсиса было всего четыре, то одежды в его гардеробе — бесчисленное количество. И с этим хламом он всего на пару недель перебрался к Фурукаве! Дома же вещи занимали какое-то немыслимое пространство. Скрепя сердце, Ю тоже пообещал, что после нового года разберет все и отдаст в приюты для бездомных. Правда, пообещал молча, потому что обстричь волосы — это обстричь волосы, а рубашка от Прада обратно не отрастет.

— Ты там совсем уснул? — возник в проеме комнаты Юта, полностью одетый и, судя по всему, чрезвычайно удивленный тем, что на Широте из одежды по-прежнему были только трусы и носки со Спанч Бобом. — Выглядишь потрясающе. Иди так. Международная Конфедерация Фриков одобряет.

Впрочем, вот как раз к локальному катаклизму под названием «Нечего надеть» он был более чем готов.

— В шкафу чехол, в чехле одежда, как только прекратишь медитировать над своими побрякушками, достань её и надень. Как справишься — зови. А не справишься — уйду без тебя.

И чуть не с блаженным спокойствием на лице Фурукава скрылся в направлении кухни. В руках он держал телефон и что-то отчаянно написывал. Ю от этого стало очень не по себе. В конце концов, он ожидал чего угодно, но никак не равнодушия, и вежливые улыбки в планы не вписывались никаким боком. Он ещё рассчитывал поквитаться за утреннее разочарование, но любопытство взяло верх, и он все-таки заглянул в шкаф.

В обычном черном чехле без опознавательных надписей висел костюм. Брюки, идеально севшие и очень недвусмысленно подчеркнувшие хорошо натренированные бедра, темно-бордовая рубашка и светлый пиджак с парой неброских полосок на рукавах, при детальном рассмотрении оказавшихся вышитым узором. Все это было настолько приятным на ощупь и настолько идеально ему подходило, что Широта подумал, когда Фурукава мог успеть смотался к нему домой. Вот только не было у него этих вещей. Этих потрясающих вещей. Если бы он увидел что-то подобное в магазине — купил бы без сомнений и даже не обратил бы внимание на цену. А вот Фурукава явно обратил, потому что никаких признаков этих самых цен не было и в помине, зато присутствовал свежий запах кондиционера из химчистки.

Ю завис. Фурукава купил ему костюм. И ведь не только купил, он ещё и сразу же постирал, чтобы можно было надеть в любой момент. И повесил в шкаф, пока Широта не видел. Вот ведь!

— Фуру-чаан! — позвал Ю, впрочем, обычной издевки в его голове было раза в четыре меньше, чем удивления. Привалившийся к косяку Юта, наблюдавший за пантомимой «Имениник находит свой подарок» похоже с самого начала, улыбался как Чеширский кот.

— Понравилось, — констатировал он, не без удовлетворения оглядывая предмет своих стараний — полностью одетого и шокированного до глубины души Широту.

С поиском резинки для волос он тоже справился, потому что волосы не лежали на плечах, а были собраны в высокий хвост. И он был настолько раздражающе-красивым и довольным жизнью, что Ю поспешил исправить положение вещей.

— Фуру-чан, я тебя сейчас благодарить буду! — он усмехнулся, увидев, как вытянулось лицо Фурукавы и добавил: — Долго и со вкусом.

Юта поднял руки в примирительном жесте и попятился в коридор, отчаянно сопротивляясь:

— Нет-нет-нет, мы не успеваем никуда! Надо в магазин! Мы не можем опаздывать! Итак слишком много времени пропало!

Но Ю уже не слушал, подходя все ближе и буквально нависая, что при их разнице в росте было совершенно не в пользу Фурукавы.

— Это ещё не всё! — в конце концов, Юта решил прибегнуть к стратегическому решению и попытался заинтриговать Широту. Но тот и бровью не повел, опуская тяжелые ладони на хрупкие с виду плечи.

— А мы все успеем, не волнуйся, Фуру-чан!

Десять минут спустя Широта все ещё крутился возле зеркала, выбирая лучший ракурс для селфи, а Фурукава проклинал всё на свете, отмывая щеки от мятного бальзама для губ. И клялся, что в новом году он ни за что не будет делать сюрпризов этому озабоченному придурку.

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #Shirota Yu, #Однострочники Т№1

---

[little.shiver]

Т№1. Заявка №13. Канон идиотов. А мне вот искренне интересно ваше предположение, откуда взялось это эпохальное «Фуру-чан». Потому что я сломался в попытках придумать, в каком пьяном угаре надо быть, чтобы так извратиться. Ну и #этожеШирота, он создан, чтобы взрывать нормальным людям мозг.

Я пытался, но. Заявка притянута почти за уши, тлен, агония, сложносоставные предложения.

Исполнение №1. 477 слов

Широта приваливается к перилам справа от него, и те жалобно скрипят. Соблюдение норм безопасности тут не в чести, творческая атмосфера театра напрочь отшибает людям здравый смысл. Юта опасливо косится на три этажа вниз и решает, что, наверно, хочет прожить ещё достаточно долго, но вот прямо сейчас ему лень совершенно всё, даже отодвинуться. А у Широты как на зло нет совершенно никакого представления о личном пространстве.

— Ты слишком много куришь, Фуру-чан.

Юта раздраженно усмехается. Вот уж кто ещё не указывал ему, как себя вести. И тянется за следующей. Вообще-то, он не курит по три за раз, обычно хватает двух, но сейчас очень хочется нарочно позлить этого идиота.

— Я разберусь, спасибо за беспокойство.

Широта пожимает плечами и перехватывает его ладонь, свободно покачивающуюся над шестью метрами воздуха. Удивленно смотрит, но никак не комментирует. Ну, да. Весна, и на улице едва-едва начало теплеть, что странного? Разумеется, он замерз. Курить-то от этого меньше не хочется.

Фурукава задумчиво обхватывает губами фильтр и едва заметно морщится, когда понимает, что на сильном ветре сигарета истлела совсем быстро. Тянуться за четвертой лень, да и рука все ещё греется между ладоней Ю. Тот всегда невозможно горячий, словно только вышел из душа.

Ненавязчивый контакт разрывается, и на плечи Юте ложится тяжелое, слишком длинное и широкое пальто. Но от него сразу становится теплее. Или от того, что Ю, улыбаясь, прижимает его своими лапищами к груди, и можно спрятать нос в вороте некогда свежей рубашки.

Слишком долгий день для всех них. Репетиции перед премьерой — самые тяжелые.

Ю проводит горячей ладонью по спине Юты и безмятежно смотрит вдаль. Фурукава отстраненно думает, что там наверно уже прячется за горизонтом солнце. Ему незачем проверять. Юта закрывает глаза и расслабляется, чувствуя каждой клеточкой тела невозможную усталость и, что удивительно, постепенно накатывающее облегчение. Подрагивающие кончики пальцев скользят по рубашке Широты, сминая ещё сильнее. Из груди вырывается тяжелый вздох.

Широта целует его в висок и тихо шепчет:

— Я поговорил с режиссером, он согласен: толку от измочаленных нас завтра не будет. Так что пойдем, отвезу тебя домой.

Юта улыбается ему в плечо и кивает. И спрашивает, вдруг припомнив что-то:

— Как ты меня там назвал? Фуру-чан?

И его брови ползут вверх, а глаза недобро сужаются. Широта смеется сначала над самим вопросом, а потом от того, что Фурукава щекочет его — руки-то как раз лежали на талии, а он и проморгал такое уязвимое положение.

Переругиваясь и смеясь без конца, они возвращаются в театр, чтобы забрать вещи и разойтись по домам, наконец. И когда Фурукава с улыбкой на губах засыпает прямо у Широты в машине, Ю сидит лишних полчаса, прежде чем несмело дотронуться до его плеча и осторожно потрясти. И слышит сонное:

— Только попробуй меня ещё хоть раз так назвать.

Смеяться над сонным Фурукавой без последствий не получается, но вот как раз к этому Широта уже привык. А вот способы привести его в чувство приходится придумывать с каждым разом все новые. Но ведь не зря же у Ю такая богатая фантазия?

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #Shirota Yu, #Однострочники Т№1

---

Однострочники Т№1. Заявка №7

[Kristenlain]

Т№1. Заявка №7 "В перерыве между спектаклями. Один влезает в корсет Джульетты, другой ржет, что нефиг было проигрывать в карты желание. И чтобы девочка-гример! "
Примечание: Надеюсь, не будете сильно кусаться, что я посягнул на еще одну заявку. Как прочел, на ум сразу пришло

это

фото. Хотя, думаю, что эта сценка должна происходить веселее наоборот.

Исполнение 1. 207 слов

– Иди сюда, любовь моя, – лыбясь во все тридцать два, пропел Юта.

– Ну, Ю-ю-юта! Ну, пожалуйста! Меня итак уже никто всерьез не воспринимает, – уныло протянул Ю, уже предполагая, какими комментариями завтра будут пестреть социальные сети.

– И с каких пор тебя это волнует? – ехидно отозвался Фурукава, наблюдая, как друг вертит в руках кремовый с кружевными оборками корсет. – И вообще, нефиг тогда было проигрывать в карты на желание.

– Он на мне не сойдется, – предпринял еще одну попытку избежать своей участи Широта.

– А я помогу, – хмыкнув, «успокоил» его Фурукава, откладывая в сторону, приготовленный специально для данного случая, фотоаппарат.

***
– Ахх.. Ю-ютахх…

– Вы-дохни..мм..

Что-то прошелестело, раздался скрип, а потом жалобный стон.

– Может не надо?

– Да я почти натянул. Блять, такой узкий… ззараза.

– Я.. больше..не..ммм! Чертов са-ах..дюга!

– Потерпи. Я… почти зако-о-он..чил.

Проходящая мимо костюмерной девочка-гример, несколько раз поменялась в лице и шарахнулась от двери, прикрывая ладошками горящие щеки. Коробка с косметикой выпала из рук, со звоном рассыпая содержимое. Впопыхах скидав все обратно, она побежала в гримерку восстанавливать свое пошатнувшееся душевное равновесие.

Высунувшиеся на шум две головы в дверном проеме недоуменно переглянулись. Пихнув локтем Широту, чтоб эта наглость не висла на нем, Юта поднял с пола непонятную лохматую субстанцию, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся блондинистым париком. Коварно усмехнувшись, он толкнул внутрь удивленного Широту и захлопнул дверь.

@темы: #Furukawa Yuta, #Shirota Yu, #Shirukawa, #Однострочники Т№1, #Romeo and Juliet

---

Не надо правды, вас люблю за ложь.

[Shax-r]

Обсуждали мы со Смертушкой одного замечательного мерзавца, обсуждали... и дообсуждались.
До того, что я сел строчить небольшую зарисовку от лица этого самого мерзавца. Чтобы хоть представить, как видит мир со своей колокольни вот такая обаятельная эмоциональная сволочь.

Название: Не надо правды, вас люблю за ложь.
Автор: Shax
Фандом: Кхм... Я пишу фик по фику. Это даже не донышко, это уже ДНИЩЕ нахуй.
Персонажи: Штефан Рац, Рудольф Габсбург, Ада Рихтер
Размер: мини
Категория: Вы заказывали недослэш? Получите, распишитесь.
Жанр: сначала я хотел удариться в пошлоту. Потом в стеб. Потом в ангст. Закономерно – не вышло ни того, ни другого, ни третьего.
Краткое содержание: немного о том, почему Штефан мало пьет, а Ада все время такая пришибленная. Потому что увиденного не развидеть.
Примечание: Я бесконечно люблю эту замечательную троицу именно в тандеме, причем люблю как истинную сторону их взаимоотношений (которую и раскрывал в «Машине»), так и их общую на всех маску «старых друзей, которым очень хорошо вместе». Потому что маски имеют свойство срастаться с лицами, да.
Тайм-лайн – года за полтора до первых глав: Ада еще не успела снаркоманиться, у Рудольфа не слишком далеко съехала крыша, а Штефан... А Штефан всегда был просто Штефаном. И поэтому у всех все хорошо.
Предупреждение: Егермейстер на самом деле вкусный, правда. Просто кое-кто в принципе к выпивке равнодушен.

Читать

– Я в печали, загуле и запое.

– Вижу, ты из них и не выбираешься, – Ада была образцом непоколебимости и душевной стойкости. Святая женщина, воистину. – А еще ты в моем доме, милый, поэтому будь добр, убери ноги со стола.

Рудольф хохотнул и попытался поймать ее за локоть. Ада среагировала моментально – ловко всучила ему в руку уже початую бутылку биттера^[1], а сама змейкой проскользнула в кресло. Подобрала ноги, уютно устраиваясь на мягком широком сидении, и водрузила на колени миску с салатом, за которой и ходила сейчас на кухню.

– А нам?! – Штефан чуть не подпрыгнул на диване от возмущения и очень правдоподобно выпучил глаза из орбит. – А как же накормить двух прекрасных мужчин, которые, между прочим, сейчас загнутся от голода?!

Ада демонстративно подцепила вилкой кусочек курицы и отправила в рот. Еще и довольно прижмурилась, наглядно демонстрируя, как ей вкусно.

– Мы с горя сопьемся, умрем, и смерть наша будет на твоей совести, бессердечная женщина! Руди-и-и! Ну хоть ты ей скажи!

Рудольф не отреагировал, потому что в настоящий момент он был занят очень важным делом – постигал дзен. А поскольку парнем он был последовательным и усердным, то и этому занятию предавался с полной самоотдачей. Хотя со стороны просто казалось, что невнятный всклокоченный придурок, пристроившийся на диване в позе дохлой каракатицы, скрестив ноги, зачем-то пытается отколупать остатки фольги с крышки пол-литровой зеленоватой бутылки. Периодически что-то фыркает себе под нос, недовольно встряхивает головой, откидывая со лба лезущие в глаза волосы, и продолжает старательно ковыряться ногтем.

Рудольф Габсбург ко всему подходил обстоятельно и со знанием дела. Поэтому и спивался тоже – обстоятельно.

Поняв, что с этого фронта поддержки ему не дождаться, Штефан горестно вздохнул и потянулся за второй бутылкой, которую этот ирод еще не успел осквернить. Ада чуть слышно хихикнула, старательно делая вид, что она всецело поглощена поеданием салата, и больше ничто в этой жизни ее не интересует.

– Если ты не против, я у тебя сегодня заночую, – наконец Рудольф все-таки отковырял фольгу и удосужился поднять голову. Совершенно напрасно – черными синячищами под глазами можно было бы даже уличное хулиганье отпугивать, не то что хрупких юных девушек.

Штефан фыркнул, не удержавшись. Помилуйте, какая галантность! Просто мир, любовь и благолепие. Смотреть тошно... Чтобы хоть немного разбавить почти физически ощутимую приторность от такой умильной сцены, он плеснул себе в стакан немного темно-красной жидкости, и тут же поморщился от ударившего в нос густого травяного запаха.

– Да чтоб я еще раз доверил тебе покупать выпивку! Глушить ликер в чи-стом виде – это же какое-то издевательство!

– Хороший ликер, не выебывайся, – Рудольфа в детстве явно не учили правилам приличия. Мало того, что на старших матерится, так еще и стаканами пользоваться не умеет. Вцепился своей клешней в несчастную бутылку, будто иначе ее может кто-то отобрать, и присосался к горлышку. – А не нравится – не пей. Мне же больше достанется.

– Радость моя, а тебе не много будет? – девочка очень старалась казаться заботливой. Хотя в глазах ясно читалось: «Ах ты ж убогонький, опять наклюкался?» – Еще немного, и ночью ты будешь именно спать. Причем прямо здесь, потому что до кровати я тебя не потащу.

– Ничего не имею против, мне и диван нравится. И вообще, я заслужил, – в подтверждение своих слов он откинулся назад, пытаясь пристроить затылок на слишком низкой спинке. – Штефан, напомни, чтоб я дал тебе в зубы, когда в следующий раз соглашусь писать скрипты для подделки документов в налоговую. Третьи сутки не сплю!

Штефан только заржал, для верности делая еще пару глотков. Нажираться в хлам пакостью, похожую по вкусу на суспензию от гастрита, он не планировал, но на абсолютно трезвую голову разговаривать с этим нелюдем невозможно.

А со скриптами вышло забавно. Впрочем, как и всегда. «Ру-у-уди... Ты же такой умница! – Иди в задницу, помогать не буду. – Да там чуть-чуть, за пару часиков сделаешь... – Знаю я твое чуть-чуть, опять на неделю работы. – Ой, да брось ты. Или боишься, что не справишься? – Штефан, повторяю: иди в задницу. – Точно боишься. – Блять, показывай, что там у тебя?!» Ничему идиота жизнь не учит: три года уже знакомы, а до сих пор ведется, как миленький.

– Какая жертвенная самоотдача! Я тронут до глубины души. Но схуяли, друг мой? Помнится, ты только по ночам должен был ими заниматься.

– По ночам и работал. А днем в моем доме даже мертвец не уснет. Тетя Хелен в гости приехала, – Рудольф поморщился, будто у него опять начинала болеть голова, и спешно отхлебнул еще. А бутылочка-то пустеет на глазах... – Вместе со всем своим выводком: трое детей, внуков штук семь... или восемь... Не знаю, у меня от такого количества детей в глазах рябит. Они у нас не помещаются! И папа еще ходит и недвусмысленно косится. То на выводок, то на меня. Совсем недвусмысленно.

Ада уже даже не пыталась сделать серьезное лицо. От греха подальше по-ставила на стол миску и рассмеялась, кокетливо посматривая на бедного работягу. У нее приятный голос, и смех такой же – тихий, но заливистый, будто колокольчики.

– Тогда я вдвойне тронут, спаситель мой! – Штефан сочувственно похлопал Рудольфа по плечу. – Иди сюда, я тебя расцелую!

Рудольф воспринял приглашение по-своему. Ну либо у него просто опять затекла шея. По крайней мере, он снова забрался на диван с ногами и привалился спиной к плечу Штефана, да еще с таким равнодушным видом, будто перепутал его с подушкой.

– Руди, а ты не охуел?

Вместо ответа тот недовольно фыркнул и поерзал, устраиваясь удобнее. Ну да, охуел. В край. И даже на несильный удар локтем в поясницу не отреагировал, только демонстративно приложился к своей ненаглядной бутылке. Дескать, пьяный я, мне все можно. Пришлось смириться и постараться не шевелиться, а то свалится еще.

От очередного глотка тягучей горьковатой настойки неприятно защипало в носу. Штефан пьянел слабо, вернее – он не пил столько, чтобы опьянеть, поскольку любил, когда мозг оставался полностью ясным. Так что сейчас – самый подходящий момент, чтобы одним махом опустошить стакан, в котором только на дне плескалось чуть-чуть ликера, и убрать с глаз долой.

– Что, ты уже сдулся? – ехидство в голосе Рудольфа было непередаваемым. Он окончательно разлегся на диване, пристроившись затылком на плече, а теперь слегка повернул голову, хитро поглядывая на Штефана снизу вверх.

– Цыц, – пустой стакан легонько стукнулся донышком об его висок. Так, для профилактики. – Друг мой запойный, алкоголем я услаждаю свои вкусовые рецепторы, а не упиваюсь до чертиков. И прямо сейчас мои вкусовые рецепторы говорят мне, что только больной извращенец может пить эту гадость прямо так, ни с чем не смешивая. Ты у нас извращенец?

Ада активно закивала, делая большие глаза и очень стараясь не заржать в голос.

– Возьми, да и проверь, – Рудольф зевнул и уже изрядно окосевшим взглядом уставился на почти опустевшую бутылку в своих руках, философски покачивая ей в воздухе.

– Это предложение?

– Ага.

Говорят, что безумие заразно. Врут. Идиотизм – вот что заразно! Штефан раздраженно дернул свободным плечом и почти на автомате отпил несколько глотков прямо из горлышка своей бутылки. Чтобы, так сказать, на собственной шкуре попытаться понять затейливую логику приятеля. О том, что логики там нет никакой вообще, он догадался почти сразу, когда откровенно нетрезвое тело в очередной раз завозилось и, не справившись с управлением, таки начало соскальзывать с его плеча. Куда именно – он не знал, и был точно уверен, что знать не хочет.

– Руди, сволочь ты последняя, веди себя прилично! – почти взвыл Штефан, пытаясь сграбастать потяжелевшую тушку в охапку и привести в хотя бы относительно сидячее положение. – Господи, ну за что мне такое наказание?! Где я был так грешен?!

– Не ори мне в ухо, у меня от тебя мигрень.

Рудольф все-таки внял голосу совести (очень громкому и очень возмущенному, подкрепленному активными тычками в бок) и кое-как сел. Встряхнул буйной головушкой, будто пытаясь разогнать сгустившийся в мозгу туман, потер глаза. Это помогло – падать он перестал, но лишенное какой-либо поддержки тело все равно чувствовало себя неуютно. Поэтому он снова привалился к такому хорошо знакомому плечу, только теперь уже для надежности оперся на него локтем.

– Извини... – виновато ткнулся лбом в висок.

– Аййй, отстань, – Штефан безнадежно махнул рукой и нервно подергал себя за ус. Налил полный стакан. Опьянеет? Ну и хер с ним. Имеет он право немного расслабиться, в конце-то концов? – Как же от тебя перегаром разит!

– По-моему, хватит вам обоим, – Ада зевнула и потянулась за планшетом, теперь уже окончательно сворачиваясь в кресле калачиком. – Мальчики, вы тут еще долго будете сидеть и переругиваться?

– Долго, – Штефан утвердительно кивнул с широченной улыбкой. – Милая, ну вот как будто ты не знаешь нашего Руди? Три года я с ним знаком – а ему лишь бы упиться до потери памяти, подраться и затащить кого-нибудь в постель. Если б не моя скромная персона – вообще пропал бы человек!

– В жизни не поверю, что ты сам не такой же, – девочка даже головы не подняла, что-то меланхолично перелистывая на экране планшета. – Все вы, мужики, одинаковые. Вон, и ликер ты все-таки оценил. Смотри, не напейся. Иначе будут тут сидеть два пьяных идиота вместо одного.

– Вот возьму и напьюсь! – мстительно пообещал Штефан. – И ты воочию убедишься, что даже в хлам пьяным я адекватнее него!

Будто в подтверждение своих слов, он залпом влил в себя весь стакан. Зря, конечно. Суммарная доза алкоголя была по-прежнему не слишком велика, но вот разовая моментально дала в голову, расползлась липкой дымкой. Все же, надираться-то он не планировал.

– Не верю, – Рудольф почти мурлыкнул и демонстративно поднес к губам свою бутылку, нарочито медленно, будто растягивая удовольствие, допивая жалкие остатки ликера. – Ни разу тебя по-настоящему пьяным не видел. Может, ты просто отрубаешься, и все?

– Но-но, радость моя, я постарше тебя буду! – Штефан хохотнул. Помилуйте, это чудо еще и пытается его дразнить? – И в пьянках у меня опыта поболее.

– А в остальном? – глаза отчаянно косили, взгляд нормально не фокусировался, а все равно – в нем проскакивали хитрые искорки, и Рудольф сощурился, придвигаясь поближе, хотя по факту – просто привалился к многострадальному плечу еще больше. – Помнится мне, в твоей обвинительной речи в мой адрес были еще два пункта.

– Хочешь, чтобы я тебе морду набил?

– Не-не, там еще что-то было, – он закусил губу, старательно изображая напряженную работу мысли. – Ща... вспомню.

– Руди, блять!.. – Штефан очень хотел что-то еще добавить. Цветистое и вычурное, насыщенное множеством изысканных метафор, идеально описывающих всю глубину его самых нежных чувств к поддатому другу. Но вместо этого только торопливо отхлебнул еще немного ликера.

Ну ведь нарывается же, дурень. Наверняка сам не понимает, что творит, не в том он сейчас состоянии, но нарывается активно. Какие провокации, помилуйте... По-хорошему, его бы просто дотащить до спальни, выгрузить на кровать и закрыть до утра, чтоб проспался. Такого даже бить жалко, какую бы чушь он ни молол. Он и так-то дурачок, а сейчас еще и дурачок пьяный.

– Пффф... – Рудольф перекинул руку через его шею, намереваясь то ли обнять, то ли просто повиснуть. – Так. И. Знал. Ты всего-то полбутылки выпил, а уже нажрался и сейчас захрапишь. Тоже мне, старый и опытный...

Все. С него хватит. С них обоих хватит. Еще и Ада, хитрая зараза, помалкивает в своем кресле, а сама косится на них и посмеивается, ждет, что дальше будет. Нашла себе бесплатный цирк.

– О горе мне! Все, ты меня заебал, пошли.

Закинутая на плечо рука оказалась весьма кстати. По крайней мере, Рудольф смиренно дал обхватить себя за талию и не рыпался, когда его оторвали от дивана и поставили на ноги. Даже попытался стоять сам. Выходило плохо: шатало его нещадно, но упасть он не порывался, даже более того – побрел в сторону спальни, медленно, неуверенно переставляя ноги, но и на Штефана уже только опирался, не пытаясь повиснуть мешком. И на том спасибо... Даром, что тощий, а все равно тяжелый.

И дверь он тоже захлопнул за собой сам, пнув ее ногой.

А дальше Штефан испытал чувства, зависшие где-то между «Ну наконец-то!» и «Что, опять?!». Потому что Рудольф, вот только что казавшийся почти приличным и вставшим на путь истинный, сразу резко растерял остатки адекватности и повалился на кровать, утаскивая друга за собой. И ладно бы просто по инерции. Так нет – нарочно вцепился обеими руками, а силы у него даже в таком состоянии было хоть отбавляй.

– Руди, чтоб тебя! Последние мозги пропил?

Рудольф только хмыкнул и ухватил его за воротник, потянулся к нему, ткнулся носом куда-то в щеку, – но почти сразу откинулся назад с тихим смешком.

– Хоть сейчас-то не выделывайся... – голос негромкий, но уверенный, даже язык не заплетается.

Нарвался. Хотя, строго говоря, Штефан уже и сам был не против. Он все-таки чуть-чуть, но захмелел, а когда зеленоватая алкогольная дымка приятно опутывает и туманит рассудок, хочется продолжить вечер наиболее логичным образом. Тем более, не абы с кем, а со своим хорошим знакомым, которого знаешь как облупленного, и который точно не подложит какую-нибудь свинью. Мало того, что дурачок, так еще ж и добрый.

И пахнет от него уже не перегаром, а полынью, как от ликера, которым он так усердно накачался. Забавно. Обычно пьяный человек предстает перед окружающими в самом неприглядном виде, а Рудольф со стороны может показаться вполне вменяемым. Более того – красивым, потому что в кои-то веки расслабляется, смотрит прямо, а не напряженно исподлобья. И даже мятая одежда и воронье гнездо на голове его ничуть не портят. Улыбается он тоже – красиво. И как-то торжествующе.

Подвоха Штефан не заметил. Даже когда его, и пиджак-то не дав снять, снова изловили за галстук и потянули на себя. Только он, вопреки собственным ожиданиям, почему-то нелепо ткнулся носом Рудольфу в плечо, а потом услышал громкий хохот. Совершенно трезвый.

– Я выиграл!

Сообразить, что это и нахуя, Штефан не успел. Потому что его тут же аккуратно пихнули в бок, отползая в сторону, а в дверь осторожно просунулась кудрявая головка Ады.

– Что, уже? – разочарованно протянула она.

Штефан сел. В буквальном, переносном и всех прочих существующих смыслах, ошалело хлопая глазами и пытаясь догнать, какого, собственно, хера тут происходит. Не догонялось. От этих двоих помощи ждать не стоило. Рудольф тоже сидел на кровати и истерично ржал, закрывая лицо руками. А Ада все-таки прошмыгнула в спальню и на всякий случай спряталась у него за спиной, неуверенно выглядывая из-за плеча и хихикая.

Осознание приходило медленно и печально, с явной неохотой, потому что нетрезвый мозг очень хотел, чтобы его оставили в покое, а не вынуждали соображать. А еще мешала такая маленькая, противненькая штуковина под названием «гордыня», которую только что ткнули носом в лужу. Потому что Штефан Рац повелся. Не впервые в жизни, конечно, и ему случалось облажаться. Но впервые – так по-глупому, да еще и со стороны людей, от которых он подвоха точно не ожидал. Ну кто бы мог догадаться, что этот оболтус Руди додумается прикидываться в доску пьяным и ничего не соображающим дурачком, чтобы его соблазнить? В страшном сне не приснится!

Раскатистый звук шлепка ладони о лоб нарушил вечернюю тишину спального района Вены.

– Штефан... – кажется, Рудольф наконец проржался и теперь просто сидел, скрестив ноги, вытирая выступившие от хохота слезы. – Не злись, а? Просто достал ты уже постоянно меня втягивать в свои аферы. Я ж дурак, я ж ведусь на твои провокации.

– И мы поспорили, что ты тоже поведешься, – подала голос Ада, все еще посмеиваясь и даже не пытаясь казаться виноватой. – Вернее, это Руди так говорил, а я не поверила. И... Мы решили тебя немного разыграть. А раз уж он всю эту кашу заварил – то ему же и расхлебывать пришлось.

– Спорщики хреновы, – Штефан даже забыл, что ему, вообще-то, в любой ситуации следует придуриваться и паясничать. – Рудольф, твою же ж мать. И откуда только в твоей светлой головушке зародились такие мысли, а?

Рудольф шмыгнул носом, очень правдоподобно изображая раскаяние. И тут же словил несильную, но ощутимую затрещину, от которой только ойкнул и вжал голову в плечи.

А Штефану стало легче. И даже не от затрещины – а от понимания того, что эти два ржущих идиота по-прежнему остаются ему просто приятелями. С миллионом оговорок, безусловно, тысячами «но», «если» и «при условиях», – вот только среди этих оговорок не будет такой приторно-слащавой характеристики, как «любовник». Или «любовница». Потому что это очень важно – сохранять дистанцию.

Потому что – нахрен надо.

– Вы оба сведете меня в могилу! А потом еще и на костях попляшете, нелюди! Не любите вы меня! Попомни мои слова, Руди, – когда-нибудь мое терпение лопнет, и я тебя, скотину, отравлю!

Рудольф, кажется, понял, что злиться на него не будут, и снова засмеялся, неуверенно потирая затылок. Нет, он все-таки сильно пьян – хихикает совершенно по-дурацки, глаза нещадно косят, движения смазанные. Если бы не Ада, прильнувшая к его спине и обнявшая сзади за шею, – свалился бы уже. Глупый мальчишка. Но, – и теперь Штефан точно это знал, – этого мальчишку нельзя как подпускать к себе слишком близко, так и позволять уйти слишком далеко. Держать под постоянным контролем – но давать свободы больше, чем кому бы то ни было. Слишком ценен тот, кто может быть настолько непредсказуем.

Поэтому его нельзя потерять.

И Штефан расхохотался сам, кажется, впервые в жизни донельзя довольный тем, что рядом с ним оказались такие люди. Его смех расценили по-своему. Ада наконец перестала прятаться и перебралась к нему поближе. Улыбнулась и совершенно неожиданно чмокнула в щеку. Да и Рудольф подсел рядом и, старательно удерживая себя в прямом положении, неловко похлопал его по плечу, а затем, не удержавшись, взлохматил волосы. Прическу испортил, гад такой.


В такие моменты Ада Рихтер забывает о том, что она – дочь наркоманов, жизнь которой оценивалась в две дозы героина. Это не ее чудом спас наркоторговец, загнавший родителей в ту яму. Это не она спит за деньги с его лучшим другом. Потому что наркоторговец ласково улыбается и треплет ее по голове, называя «девочка моя», а ее любовник, от которого она полностью зависима, – ведет себя как добродушный беззаботный мальчишка. И Ада убеждена, что он – баловень судьбы, никогда не страдавший по-настоящему, который может поделиться с ней частичкой своей удачи.


В такие моменты Рудольф Габсбург забывает о том, что он – наследник крупнейшей корпорации, избалованный недоросль, которого терпят только из-за денег и связей. Это не его лучший друг прямо сейчас обдумывает, как бы повыгоднее его использовать. Это не женщина, в которую он почти готов влюбиться, пересчитывает содержимое его кошелька. Потому что лучший друг смеется, демонстрируя ранние морщинки в уголках глаз, – все от того же смеха, а почти любимая женщина сегодня од утро будет лежать рядом и задумчиво гладить его по голове. Глупо и по-детски, кто увидит – на смех поднимет, но ему нравится.


В такие моменты Штефан Рац почти готов поверить в то, что эти двое – его настоящие друзья. Это не он воспитывает их, бережно взращивая именно те качества, которые нужны ему самому, – и вместе с тем давит, душит своим смертельным обаянием, искореняет все то, что делает их независимыми. Это не он хочет выжать из них обоих по максимуму, все, на что они способны, – а потом выбросить. Потому что они смеются, дурачатся, как дети, и, кажется, искренне его любят. Прямо сейчас. В этот момент. Почти готов. А какое из этих двух слов ключевое – догадайтесь сами.


В такие моменты они просто Ада, Руди и Штефан. Близкие друзья, которые любят вот так собираться вместе в баре или на квартире у одного из них. Пить что-нибудь невыносимо крепкое и горькое или наоборот – легкое, приторно-сладкое. Смеяться. Сейчас все трое смеются просто потому, что им весело.


В гостиной снова царило оживление. Ада все-таки расщедрилась и поделилась вчерашними бутербродами, забытыми в холодильнике. Штефан истерил, что в жизни больше к этому «извергу белобрысому» и на два метра не подойдет, – и тут же плюхнулся на диван, обнимая «изверга» за плечи с такой силой, что у того затрещали кости. А Рудольф под шумок добрался до недопитой бутылки, так и оставленной на столе.


От густого, тягучего ликера по организму разливается приятное тепло, мозг постепенно обволакивает невесомой дымкой, пахнущей пряными травами и опавшей осенней листвой. Все так легко, просто и понятно. Это почти – счастье. Пьянящий алкоголь, пьянящая любовь к людям, которые сейчас рядом, – они дают давно позабытое ощущение покоя и ласки. И хочется, чтобы это состояние длилось вечность, но... Но даже в такие моменты Рудольф Габсбург чувствует на корне языка жгучую полынную горечь.

@темы: #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk, #обаятельный мерзавец

---

Когда не отпускает

[Kristenlain]

Когда ты настолько залип на мюзикл, что уже ничего не спасает.
Поспамлю чутка своим творчеством семейства Габсбургских

Руди

О, этот взгляд

Смертушка

Маэстро Тод

Элизабет

Ну, и гета чутка

@темы: #Furukawa Yuta, #Der Tod, #Elisabeth, #Shirota Yu, #Rudolf Habsburg

---

[little.shiver]

Т№1. Заявка №16. "Одна на двоих гримерка сыграла злую шутку и "Ми..."-без-имени загримировала Широту под Рудольфа, а Фурукаву под Der Tod. Перегримировывать некогда (оба забыли, что у них спектакль - наверное, залили расписание краской во время ремонта, а телефоны утопили в ведре - и ввалились в театр, когда на сцену уже полезла толпа покойников). Пришлось одеваться в соответствии с гримом (допустим, нашли подходящие размеры от предыдущих исполнителей ролей) и петь/играть так, как сделали, и что из этого вышло. Реакция коллег на следующий день."

Короче, я не мог не В продолжение Исполнения №1 и Исполнения №2. Господин Ивака появился из головы, как его там зовут на самом деле, я, каюсь, не выяснял)

Исполнение №3. 332 слова

На Широту было больно смотреть. До того больно, что Юта даже позавидовал таланту многоуважаемого руководителя их богодельни в лице директора театра.

Дело, в общем-то, было в том, что он уезжал в командировку на две недели и пропустил возможность увидеть первые два показа. А критики и зрители оказались в таком бешеном восторге, что господин Ивака счел самым верным решением посетить третий показ лично.

И да, почему-то именно в этот день они решили поменяться ролями.

Мысленно Юта проклял все на свете, когда они с Ю приносили извинения Ханафусе, и та лишь отмахнулась со словами: «Да я и не возражала. Такой чудесный тандем вышел! Кто бы мог подумать, что вы так хорошо знаете партии друг друга!» По правде сказать, ни капли кропотливой работы в этом не было, а сомнительной пристойности комментарии актеры решили оставить при себе.

И когда они, уже понадеявшись на легкое избавление, двинулись в сторону гримерки, все пошло крахом. Господин Ивака попросил актеров зайти.

Юта горестно вздохнул и смиренно выслушал очень емкие, сдержанные, но довольно едкие комментарии по поводу «творившегося на сцене безобразия», а вот с Широтой господин директор предпочел говорить тет-а-тет, и сейчас тот сидел в общей гримерке со съехавшим набок париком («Как он только умудряется превращать их в мочалку!») и совершенно явно читаемым ужасом в глазах.

— Ну, ками-сама, скажи уже хоть что-нибудь! — Юта требовательно встряхнул друга за плечи. — Ну, не выгнал же он тебя? Или выгнал? Или премии лишил? Да скажи ты уже хоть слово, бестолочь!

Но даже ругательства у Фурукавы вышли какими-то несерьезно-жалостливыми, чуть не плачущим. В конце концов, он понимал серьезность проступка, но до последнего надеялся, что никаких радикальных мер по этому поводу предпринято не будет. Хотя бы до конца постановки.

Широта очень тихо что-то пробормотал, едва слышно и совершенно неразборчиво, Фурукаве пришлось склониться к самому его лицу:

— Что? Чего ты там шепчешь?

Откашлявшись и нервно усмехнувшись, Ю четко и ясно повторил:

— Он сказал, что это было самое лучшее выступление за долгие годы, и нам стоит повторить. Только подготовиться лучше.

И добавил уже тише:

— Индивидуальная репетиция завтра в девять.

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #издевательства над живыми людьми, #Shirota Yu, #Shirukawa, #Однострочники Т№1

---

Однострочники Т№1. Заявка №16.

[Shax-r]

Т№1. Заявка №16. "Одна на двоих гримерка сыграла злую шутку и "Ми..."-без-имени загримировала Широту под Рудольфа, а Фурукаву под Der Tod. Перегримировывать некогда (оба забыли, что у них спектакль - наверное, залили расписание краской во время ремонта, а телефоны утопили в ведре - и ввалились в театр, когда на сцену уже полезла толпа покойников). Пришлось одеваться в соответствии с гримом (допустим, нашли подходящие размеры от предыдущих исполнителей ролей) и петь/играть так, как сделали, и что из этого вышло. Реакция коллег на следующий день."

1. Вообще, я вдохновился первым исполнением и написал, по сути. продолжение к нему.
2. Упоминаются еще два актера - Ямадзаки Икусабуро, сыгравший Лукени (и давно знакомый с Широтой), и Хиросе Юске, сыгравший одного из венгерских националистов (и призрак Штефана давно знакомый с Фурукавой). Ну и Ханафуса Мари, само собой, в представлениях не нуждающаяся.

Исполнение №2, 355 слов

– Вы мне только одно скажите: как?

Ямадзаки не знал, смеяться ему, плакать или биться лбом об стол. Тоже от смеха, естественно. Спасибо хоть, роль у него была подходящая: можно прыгать по сцене, кривляться и ржать. И не потому, что персонажу так положено, а потому, что все там происходившее воспринимать с невозмутимой каменной физиономией было просто невозможно.

Хиросе этого безобразия вблизи не видел, а потому просто флегматично потягивал воду из бутылки, с таким видом, будто там был как минимум элитный коньяк. И сверлил пристальным взглядом двух оболтусов, которых они с коллегой сразу после спектакля изловили за кулисами и потащили в реквизиторскую на разбор полетов. Пока этого не сделал главный режиссер, после разговора с которым шансы застать эту парочку среди живых стремились к нулю.

– Аыыы... – невнятно пояснил Широта и, подбоченившись, лихо сдвинул набекрень короткий блондинистый парик. Фурукава демонстративно профейспалмил и одернул свои лохмотья.

– Это мы уже поняли, – Ямадзаки медленно сполз на пол, держась за стеночку и уже не сдерживая истеричного хохота.

– Ладно тебе! – Широта обиженно надул губы. – Мы же молодцы? Молодцы! Слова не забыли, ничего не перепутали!

– Ага. Только ты ползал за Ханафусой на коленках с таким маньячным видом, что она сбежала от тебя за кулисы, не допев партию.

– И наорал на «венгров», – Хиросе решил присоединиться к общему веселью. – А в вашем совместном эпизоде полез целоваться с таким энтузиазмом, что едва не опрокинул его, – палец бесцеремонно указал на Фурукаву, – на сцену. Решил сразу перейти к следующему этапу?

Фурукава ме-е-едленно покраснел. Потом позеленел. Потом спохватился и попытался пнуть Широту по колену, что-то шипя про «этого озабоченного идиота».

– А ты его на вальсе вместо поддержки уронил на копчик, – друг и коллега был неумолим.

– Он тяжелый!

– И в финальной сцене зевнул и попытался уснуть стоя. Бедная Ханафуса, ей тебя ловить пришлось.

Ответом ему был синхронный вздох и две пары виноватых глаз, скромно опущенных в пол. Дескать, мы все осознали и больше так не будем.

Покаянное молчание первым нарушил Фурукава, аккуратно ткнув Широту пальцем в плечо.

– Скидываемся по три тысячи.

Тот удивленно выпучил глаза.

– Ханафусе на цветы и конфеты, – раздраженно пояснил Юта тоном «да что ж ты тугой-то такой?», а потом, поразмыслив минуту, добавил: – Нет, по пять. Еще себе. На венки.

@темы: #RPS, #Furukawa Yuta, #Shirota Yu, #Shirukawa, #Однострочники Т№1

---

Однострочники Т№1. Заявка №16

[Kristenlain]

Т№1. Заявка №16
Канон "наши любимые идиоты".
Одна на двоих гримерка сыграла злую шутку и "Ми..."-без-имени загримировала Широту под Рудольфа, а Фурукаву под Der Tod. Перегримировывать некогда (оба забыли, что у них спектакль - наверное, залили расписание краской во время ремонта, а телефоны утопили в ведре - и ввалились в театр, когда на сцену уже полезла толпа покойников). Пришлось одеваться в соответствии с гримом (допустим, нашли подходящие размеры от предыдущих исполнителей ролей) и петь/играть так, как сделали, и что из этого вышло. Реакция коллег на следующий день.

Примечание: Широта по-прежнему живет у Юты (ремонт, потоп, тараканы или хрен знает мы знаем, что еще мешает вернуться ему к себе)
Из заявки исполнено не все, но тут итак уже набралось слишком много букоффффф.
Заранее прошу прощения за кучу ошибок, которые я могла допустить в этом бреде.

Исполнение 1. 903 слова

Полтора часа до начала, пробка

– Если из-за тебя нас выгонят из театра, я тебя нахрен придушу! – заявил Юта, сердито постукивая по рулю. Его взгляд то и дело возвращался к часам, время на которых неумолимо приближалось к началу мюзикла.

– Да расслабься ты! Еще полтора часа до начала, – попытался успокоить напарника Ю, незаметно отодвигаясь к окну от греха подальше.

Грех этот Юта вполне мог совершить, исполнив все свои немалочисленные угрозы, так как в этот раз Ю косякнул капитально, едва не лишив их обоих работы. За машиной противно просигналили. Не самый терпеливый водитель, как и наши любимые идиоты артисты застрял в пробке этим долбаным прекрасным утром.

Прошлым вечером, квартира Фурукавы

– У меня офигенное предложение!

Широта вывалился из ванной, на ходу напяливая футболку.

– Можешь не продолжать. Даже слушать не хочу от тебя все, что начинается с этой фразы, – отозвался из кресла Юта, лениво листая страницы нового сценария.

Ю притворно надулся, но видя, что Юта даже не смотрит в его сторону, бросил это дело и отобрал у того чтиво.

– Сегодня ночью будет крутецкое пати на корабле! Ну же! Мы уже давно никуда не выбирались.

– И до скольки все это будет? Ты спать собираешься? У нас завтра мюзикл.

– До утра конечно. Какой мюзикл? Нет у нас ничего завтра!

– Есть.

– Нету-нету. Давай собирайся. Я уже пообещал Джуну, что приведу тебя, а то ты вечно откашиваешь, когда мы куда-нибудь идем тусить.

Фурукава был бесцеремонно сдернут с кресла и отправлен переодеваться.

– Но.. завтра… – вяло сопротивлялся Юта.

– Да посмотрю я расписание, не парься ты, – перебил его Широта, загружая компьютер.

9 часов утра, квартира Фурукавы

Завалились они в квартиру не раньше 9 утра, ржущие, помятые, с венками из магнолий на шее. Шляпа Широты криво сидела на голове у Юты, скрывая его смеющиеся глаза. Мечтая наконец-то оказаться в объятиях морфея, Фурукава поплелся в ванну, на ходу стягивая с себя одежду под пьяные похихикивания Широты.

Дожидаясь своей очереди в душ, Ю заварил кофе и врубил комп, решая убить время за просмотром почты. Тот вышел из спящего режима, открывая взгляду какую-то таблицу. Пьяный мозг Широты минуты три пытался сообразить что это, пока не вспомнил, что перед уходом хотел посмотреть расписание мюзиклов. Еще через пол минуты и просмотра графика, желудок Ю был готов избавиться от всего содержимого от ужаса, который настиг его нерадивого хозяина. Хотя, потом его настиг не только ужас, а НЕЧТО гораздо БОЛЕЕ страшное, шипящее и метко кидающееся тяжелыми предметами.

Полтора часа до начала, пробка

–Блять, вот чтоб я еще хоть раз поверил твоим словам.

– Ну, Фуру-чан(с), – прохныкало это беспечное существо.

– Репетицию мы уже пропустили, не хватало еще на грим опоздать.

С соседнего кресла согласно вздохнули, глядя щенячьими глазками в пол.

– Давай распоемся и пробежимся по партиям, раз все равно тут застряли.

Существо оживилось и усердно закивало, о чем потом сильно пожалело, схватившись за многострадальную похмельную головушку.
Юта тяжко вздохнул, призывая остатки своего терпения, и принялся репетировать.

Час до начала, театр

В 10 часов утра охранник у Императорского театра выкуривал шестую по счету сигарету за утро и наслаждался теплыми лучами солнца, когда два запыхавшихся молодых паренька влетели в двери служебного прохода, при этом застряв в проеме. Один, красочно обматерив другого и придав ему пинка для ускорения любезно пропустив вперед, вежливо поздоровался с мужчиной, предъявив ему их пропуски.

Плюхнувшись в кресла в гримерной, актеры облегченно вздохнули, хотя в ушах еще продолжал стоять звон после того, как их вежливо попросили больше не пропускать репетиции и не опаздывать, дабы не проявлять неуважение к коллегам и любимым зрителям.

Новенькая девушка-гример, ставшая случайной свидетельницей разбора полетов, испуганно кивнула, когда ей сообщили, кто из них кого играет и закрыла дверь.
Вернувшись к своим моделям, она с удивлением обнаружила, что оба сопят как сурки, не отзываясь на ее несмелые тормошения.
Побоявшись беспокоить актеров, она скромно занялась своей работой, превращая их помятые рожи физиономии в произведения искусства.

15 минут до начала, гримерка

Юта проснулся от того, что нечто, назойливо пахнущее лаком для укладки, щекотало ему нос. Еще и уши резало чье-то громогласное хихиканье, смутно напоминающее смех Гробовщика из не понаслышке знакомого ему мюзикла. Кое-как разлепив глаза, он с удивлением отметил, что глазом-то он видит одним, а второй прикрывает подозрительно знакомая челка. Переведя взгляд на похихикивающее существо, которое, держась за живот, тыкало в него пальцем, Фурукава медленно развернулся к зеркалу, о чем потом пожалел, стремительно уходя в астрал.

Второе пробуждение Юты было еще менее приятным, так как кто-то настойчиво тряс его за плечо, наседая на барабанные перепонки и обдавая облаком перегара. Разлепив глаза, он встретился со своим отражением, точнее с его искаженной версией, а еще точнее с искаженной версией кронпринца Рудольфа.

8 минут до начала, костюмерная

– Какого хрена, а? Ну почему это вечно со мной происходит? Это просто катастрофа! Ты понимаешь, что с нами сделают? – бушевал Юта, мечась из одного угла комнаты в другой.
Углы стремительно заканчивались, ибо ноги у Фурукавы были длинные, а квадратных метров было мало. Широта скромно стоял в центре всего этого безобразия с костюмом Тода в руках.

– Надо просто поменяться ролями, – уже добрых семь минут увещевал он друга.

–Ты ебанулся?(с) Просто поменяться ролями! Просто! Нас просто выгонят из театра! – Фурукава запустил в причину всех своих бед первым попавшимся под руку реквизитом.

11. 00, открывается занавес

«Просто, испанскую его мать! Я, можно подумать, помню все его партии», – матерился про себя Юта, помогая техникам закрепить себя на огромной конструкции с крыльями.
«О том, что я высоты боюсь, эта зараза не подумала. Ну, ничего, дома я до тебя еще доберусь», –мстительно подумал Фурукава и приготовился вступить, вспоминая все, что пел Широта, моясь в душе, и впервые радуясь этой привычке друга.

@темы: #Furukawa Yuta, #Der Tod, #Elisabeth, #Shirota Yu, #Shirukawa, #Rudolf Habsburg, #Однострочники Т№1

---

[Shax-r]

Я наконец вынес себе мозг кодами окончательно созрел и запилил таки аудио подборку к "I am machine".
Для меня вообще большая редкость - что-то писать или читать под музыку, да и в принципе - заниматься любым делом, требующем сосредоточенности. А тут получилось. Так что вот эти замечательные вещи, которые не только не мешали мне упарываться сочинять бред творить... эээ... хрен ли я себе льщу, все-таки, сочинять бред, - просто обязаны здесь быть.

1. Начну я, пожалуй, с очень разношерстной подборки, которая у меня ассоциируется с миром и персонажами. Ассоциации в чем-то предельно ясные, в чем-то совершенно дикие.
И я не могу не сказать про свою любимую песню группы Three Days Grace. Да, именно их "I am machine" и дала название всему фику в целом. Потому что она - идеальна от начала до конца, а сам текст, музыка, манера исполнения, эмоции - полностью вписываются в то, о чем я писал.

2. Знакомьтесь - 2CELLOS. Да-да-да, куда ж без них? Потому что вся вторая половина фика (если не больше) писалась именно под это. Я просто открывал ютуб, врубал записи с концертов и гонял по кругу. До сих пор не надоело, потому что лучше охуенных виолончельных каверов могут быть только охуенные виолончельные каверы на охуенные же песни.
А еще эти два замечательных придурка прекрасных музыканта - это такие эмоции, что я все. Я увидел Руди и Штефана, и этого не развидеть.

+ видео

Мое знакомство с ними началось именно с этого видео. Собственно, после него я и все. Окончательно.

3. И просто совершенно спонтанные песни-ассоциации. Будут пополняться. Наверное.
1) Нечто абсолютно не в моем стиле (ну ладно, частично в моем, все же), но это предложила мне замечательная художница, когда рисовала Рудольфа. А поскольку я бесконечно обожаю тот арт, то и к песенке привык.

2) А это уже предложил мне Смертушка (если я ничего не путаю - к концу главы 1010). И оно тоже восхитительно. Потому что "Don't try and fix me", да.

@темы: #Elisabeth, #cyberpunk

---

I am machine

[Shax-r]

Обложка для атмосферности

Вместо предисловия.

Так уж сложилось, что я нежно люблю жанр киберпанка, но вот найти по нему что-то, что соответствовало бы моим больным вкусам, проблемно. Поэтому в дело пошла восьмая заповедь: «Хочешь – пиши сам». А уж в каком пьяном (на самом деле нет) угаре мне пришла в голову мысль связать сайенс-фикшен и аристократическую Австрию конца 19го века – тайна, покрытая мраком и пылью.
Наверное, основным моим желанием было написать именно что-то по жанру, а не по фандому. И я честно пытался придумать свой сюжет, а не пересказывать мюзикл дословно. Щас. Пересказал. И перевернул все с ног на голову. И если вы меня спросите, каким боком ко всему этому непотребству имеет отношение «Элизабет», – я не знаю. Честно. Ну вот захотелося мне. (

Спойлер

А еще меня дико упорола идея сделать одного из персонажей рассказчиком. Разговаривающим на си-плюс-плюсе.)
И я очень сильно поиздевался над персонажами. В том плане, что на свои мюзикловские, а тем более исторические прототипы они не похожи вообще. У них совершенно другие характеры, мотивы, даже внешность отличается. Хоть убейте, но я не вижу смысла по новой обсасывать все то же самое, что было в «Записках самоубийцы». Собственно, по этой же причине я не претендую на хоть какую-то каноничность. Ее нет. Смиритесь и живите с этим.
Минутка занудства. Строго говоря, полноценный киберпанк предполагает принцип «high tech – low life»: относительно отдаленное будущее с высокоразвитыми компьютерными технологиями (роботы, виртуальная реальность – это сюда), и при этом – антиутопию, упадок нравственности и культуры в мире. То есть – массивную матчасть со скрупулезным разбором госстроя, науки и экономики, какой-нибудь Третьей Мировой в анамнезе, подпорченной экологией и прочими умными вещами. Честно скажу: я не осилю. Чукча не писатель, чукча скромный долбоеб, упоровшийся по японскому мюзиклу и компам. Поэтому описываемый в фике мир мало чем отличается от современного, это скорее переходная стадия к миру классического киберпанка. Так сказать, с чего все начинается.

Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~

Я не знаю, какая строка обернется последней,
На каком из аккордов ударит слепая коса,
Это вы – короли; я – наследник, а может, посредник,
Я – усталое эхо в горах. Это вы – голоса.
Генри Лайон Олди. "Баллада судьбы"

Глава 0000
Глава 0001
Глава 0010
Глава 0011
Глава 0100
Глава 0101
Глава 0110
Глава 0111
Глава 1000
Глава 1001
Глава 1010
Глава 1011
Глава 1100
Глава 1101
Глава 1110
Глава 1111
Глава 1++
Альтернативный финал

Скачать: docx; pdf

Пост с атмосферными артами и фотографиями. НЕ авторский.
Портреты персонажей, нарисованные на заказ. Считать лютейшим каноном.
Подборка аудио: ассоциации автора, ассоциации читателей и просто то, подо что писалось это безобразие.

"Не надо правды, вас люблю за ложь". Что-то вроде приквела, небольшая зарисовка на тему взаимоотношений Рудольфа, Штефана и Ады.
"Сны, в которых я умираю". Альтернатива к "Не надо правды, вас люблю за ложь", возможный вариант развития событий. Или немного о том, что кое-кто - долбоеб, который в любом случае ухитрится испортить себе жизнь.
"Lidércnyomás" Немного Ады и венгерского фольклора.
"Take the black, paint it bright". В продолжение "Не надо правды, вас люблю за ложь", взгляд со стороны Штефана. Чуть-чуть АУ, таблетки и красный платок.
"You belong to me". Немного снов о несбывшемся прошлом и вариация на тему мигреней Рудольфа. Продолжение "Take the black, paint it bright".
"Are you real?". АУ к АУ. Или в продолжение "Сны, в которых я умираю".
"Your heart is as black as night". Чужая душа - потемки. А своя - тем более.
"You only live once, you only die once". Краткое руководство, как прожить две жизни в одной и не свихнуться.
"День за днем". Что бывает, когда даже маска начинает трещать по швам.
"Гонка". Человеческая, безусловно.
"Everybody’s Wrong". Каждый сходить с ума по-своему. А Штефан и вовсе затаривается особо качественной травой.
"All your sex and your diamond". Никогда не разговаривайте с неизвестными.
"Ladies come first". Штефан прекрасен по умолчанию. Даже когда он... не совсем Штефан. И совсем не он.
"Сорок два". Повторение (матчасти) - мать учения. Ну и НУЖНО БОЛЬШЕ РЕФЛЕКСИИ.
"Игры, в которые мы играем". «I make the good girls bad and bad girls worse» (с).
"I don’t know how to stop". «У Руди просто сносит крышу иногда». Ага. Иногда. Как же.
"Don’t Let Me Be Misunderstood". Самое очаровательное раздвоение личности.
"Король ничего". Никогда не просите Штефана Раца рассказать что-нибудь о себе. Никогда, слышите?
"До победного конца". «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
"Сны, в которых я оживаю". «В конце концов, это – и есть то, что Штефан заслужил».
"Обещания". «Обещания, данные самому себе, коих в его жизни будет немерено. И едва ли не единственные, которые он сдержит».
"Темная вода". «И падение ощущается полетом – пока ты не ударишься о землю».
"I’m fine (in the fire)". «Проблема в том, что Руди считает себя особенным».
"Морфин". «Проблема в том, что падаешь ты всегда только один раз».
"I don't wanna be right". «Что там, под тщательно выверенным образом худшего из людей?»
"That’s not the shape of my heart". «Я знаю цену искусству войны, но все это мне совершенно не по душе.» (с)
"How low can you go?" Все могло быть гораздо лучше. Но я постарался.
«Мир в моем кармане». «В его истории вообще все не так, как в книжке».
«My world is bigger than your problems». «Рудольф никогда не сможет понять Штефана и его проблемы, так же, как и Штефан никогда не поймет проблем Рудольфа».
«С благодарностью за все». «Просто все вышло закономерно.»
«Dying slowly». «Герр Рац — уникальный экземпляр. Полюбуйтесь и постарайтесь никогда не стать такими же.»
«I guess I was just a little too late». «Франц Иосиф Габсбург — человек рациональный и сдержанный».
«Парадокс лжеца». «Я лгу тебе в том, что я лгу в том, что я лгу тебе.»
«Home again». Есть у Штефана Раца милый его сердцу, нежно обожаемый кошмар.
«Одинокий мужчина». Штефан очень талантливо проиграл партию одиночеству.
«Пройди по моей могиле». И снова – пара слов о нежно обожаемых кошмарах. Только теперь уже с другой стороны.
«Дезертир по жизни». Сбегать, отворачиваться и огрызаться – как образ жизни.
«Давным-давно и далеко». «Давным-давно и далеко – в середине вчерашнего дня».

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk, #обаятельный мерзавец

---

I am machine, альтернативный финал

[Shax-r]

Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~

Альтернативный финал

Альтернативный финал

Строго говоря, «I am machine» закончен окончательно и бесповоротно, и никаких дополнений или послесловий не требует. Я сказал все, что хотел сказать, за исключением того, чего говорить не хотел. Эпилог – это конец. Финал. Смерть.
Эта альтернатива – посмертие. То, чего может и не быть, потому что жизнь ужасающе прекрасна и сама по себе. А может и быть – потому что оно позволяет несколько иначе расставить акценты и под другим углом взглянуть на произошедшее.
А заодно получить ответ на тот самый вопрос: «А что есть реальность?». Потому что невозможность ответить – тоже в каком-то смысле ответ.


С пробуждением...

В больничной палате тихо и светло. Галогенные панели под потолком выключены – хватает яркого солнечного света, льющегося в огромные окна. Здесь очень чисто, до стерильности, но, вопреки стереотипам, уютно.

На койке лежит человек. К его вискам, прямо под светлыми сильно отросшими волосами, прикреплены два электрода. Он укрыт по пояс одеялом, поверх которого лежат обе руки – очень худые, с выпирающими косточками на запястьях и синяками от многочисленных капельниц на локтях. И сам он худой, болезненно-бледный, кажущийся совсем юным и одновременно – постаревшим, из-за глубоких морщин в уголках потрескавшихся губ, заострившихся черт лица, слишком резко обозначившихся скул. И при всем при этом – он выглядит нечеловечески, невозможно спокойным. Умиротворенным.

Он лежит здесь уже очень давно.

Мужчина в белом докторском халате, сидящий рядом на раскладном стуле, отложил в сторону блокнот и со вздохом потер переносицу под дужкой очков.

– Устали, герр доктор? – его ассистент, молоденький совсем парнишка, осторожно тронул его за плечо, явно беспокоясь. – Вы уже сколько часов на ногах...

– Ерунда, я к этому привычный. Зато наконец все закончилось.

Парнишка широко заулыбался.

– О да! Ваш эксперимент был потрясающим! Теперь можно с полным правом утверждать, что проникновение в человеческое сознание возможно. Вы столько времени потратили на изучение этого пациента...

– Да уж, его сознание подкинуло мне немало сюрпризов, – врач рассмеялся и покачал головой. – Скажу тебе по секрету: уж на что я психиатр с многолетним стажем, а подобный случай диссоциативного расстройства идентичности^[38] встречаю впервые.

– Когда больной не просто находится под властью множества субличностей, но и общается с ними?

– Да нет, это как раз вполне распространенный случай. Но чтобы все эти субличности так складно взаимодействовали между собой... Как живые, они все, понимаешь? У него в голове – будто целая Вселенная. После такого поневоле начинаешь задумываться: а вдруг ты тоже – плод воображения какого-нибудь несчастного психа?

Ассистент изменился в лице, и психиатр снова захохотал.

– Ладно уж тебе, только в обморок не падай. Шучу я.

– Ааа... – парень недоверчиво покосился на своего странного шефа и снова повернулся к пациенту. – Что же с ним теперь будет? Мы ведь даже имени его настоящего не знаем. Просто сумасшедший, подобранный с улицы, чтобы провести ваш эксперимент.

– На это и был расчет. Все-таки... было бы не очень хорошо, если бы его родственники в один прекрасный момент передумали и запретили бы нам копаться в его голове. А личность его так и не удалось установить?

– Неа, – ассистент со вздохом покачал головой. – В первую очередь проверяли его основную субличность. Человека по имени Рудольф Габсбург просто не существует. И остальные тоже не дали никаких зацепок. Ни имена, ни адреса, ни профессии, – ни-че-го. Видимо, он выдумал абсолютно все от начала до конца.

– Талантливый парень, – в голосе врача послышалось умиление, смешанное с нежностью. – Я уже к нему даже привык. Какие интересные и красочные истории он мне поведал, пока я находился в его сознании, ты бы видел! Потрясающе! Хотел бы я пообщаться с таким человеком в реальности. Под конец он даже преподнес мне такой сюрприз, что, признаюсь, я его по-настоящему зауважал. Не как пациента – как личность.

– Вы про самоубийство? Признаюсь, я так и не понял... зачем? Это ведь вы подтолкнули его к такому. Хотя изначально планировали, что он умрет от отравления, на что и подговорили субличность Раца.

Психиатр повернулся всем корпусом к своему пациенту, пару минут внимательно рассматривая его и задумчиво теребя прядь длинных волос, выбившуюся из хвоста. Он был еще довольно молод – но среди светлой шевелюры на висках проступала седина.

– Если умрет основная личность – вслед за ней распадутся и все остальные, потому что она – единственное, что их объединяет. Теперь связующее звено исчезло, и они вслед за ним тоже рассыпались в пыль.

– Даже жаль немного, – ассистент смущенно улыбнулся. – Я помню их по вашим отчетам. Такие интересные, яркие... как настоящие.

– А они и есть настоящие. В его персональной Вселенной они куда более живые, чем мы с тобой. И тем не менее, они – отражения множества граней его основной личности, их воплощения.

– Расскажите подробней?

– А ты почитай мои отчеты, я там все расписал. Тот, кого он называет Рудольфом Габсбургом, сотворил вокруг себя целый мир и населил его не просто образами случайных прохожих, но частичками себя самого. Франц Иосиф – воплощение его упрямства и фанатичной преданности делу, которому он хочет посвятить всю свою жизнь. Тааффе – злой гений, в котором сплелись страх перед новизной, консерватизм и занудство. Его мать Элизабет – отчаянное и эгоистичное желание замкнуться в себе, отгородиться от внешнего мира, пусть даже это причинит боль окружающим. В Штефане, самом близком его друге и самом опасном враге, – живой ум, энергичность и легкий характер в совокупности с подлостью и жаждой наживы. Ада – олицетворение его зависимостей: от денег, алкоголя, наркотиков, от любящих и любимых людей. И наконец Хольст – сгусток безграничного одиночества, жалкая попытка сбежать в счастливый мир иллюзий. А ко мне он так тянулся, потому что я не был частью его сознания. Я пришел извне – и он увидел во мне родственную душу.

– Красивая и печальная картина... Герр доктор, а все-таки скажите, – что с ним будет дальше? Если основная личность мертва – кого мы увидим, когда отключим его от аппаратуры, и он очнется? Будет ли он помнить хоть что-то из своих... снов?

Врач только пожал плечами и слегка улыбнулся.

– Мы проводим эксперимент, Оскар. Не забывай об этом.

* * *

Когда он закончил писать в своем блокноте, солнце уже садилось. Высокое чистое небо за окном у горизонта постепенно окрашивалось в красивый розоватый цвет. Свет в этой палате не включают – нет надобности. Пациент №752^[39], среди персонала прозванный просто «Руди», все равно спит, и будет спать еще долго. Пока доведут до ума результаты эксперимента, пока их обнародуют... Что произойдет за это время в личной маленькой Вселенной несчастного сумасшедшего демиурга? Что произойдет после? Даже интересно.

– Если бы только ты мог видеть то, что я увидел твоими глазами!

Сидящий на стуле мужчина слегка улыбнулся и, наклонившись вперед, убрал упавшую на лоб спящего прядь волос. Помахал перед его лицом пухлым блокнотом.

– Это – твоя скорлупка, Руди. Целый огромный мир, в котором так или иначе сбываются все твои желания. Там ты смеешься, плачешь, находишь и теряешь друзей, борешься, страдаешь, ненавидишь, любишь... Умираешь. В нем – все то, что сделало тебя таким, какой ты есть. Человеком. По-настоящему живым. Все – внутри тебя, все – в твоей голове. И именно оно – настоящее. Твоя персональная реальность.

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk

---

I am machine, глава 1++

[Shax-r]

Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~

Глава 1++

1++

Один из мониторов начинает барахлить, по бело-голубому экрану с неприятным потрескиванием проскакивают помехи, и хозяин лавки раздраженно бьет по нему кулаком.

– Ну как, тебе понравилась история? – гость зевает и потягивается, хрустя суставами.

– Это моя любимая история.

– Даже более любимая, чем история об одном рыжеволосом алкоголике, который родился одиноким, в одиночестве прожил свою жалкую жизнь и одиноким же умер?

– Ее я знаю слишком хорошо. И даже принимал в ней живейшее участие. Ведь это вы же и попросили меня познакомить вас с ним.

– С героем этой истории – тоже.

– И то верно, – хозяин почесал кончик носа и все-таки покосился на своего собеседника. Аккуратно, исподлобья. – Хотя вы планировали выйти на ту женщину, которая вас освободила, я же правильно понял?

– Иногда планы нарушаются, – гость рассмеялся. – И я даже рад, что в тот раз все пошло не так, как я рассчитывал. Забавная же вышла сказочка? Как ты думаешь, о чем она?

Хозяин не ответил. Поднялся с пола и медленно прошелся по комнате, разминая затекшие после долгого сидения в одной позе ноги. Обогнул стол, зачем-то начиная перебирать сваленные в кучу обломки печатных плат. Это уже хлам, старый и никому не нужный хлам, который годится только на то, чтобы всадить в глаз какому-нибудь недобросовестному поставщику или жадному покупателю. И вся эта лавочка давно превратилась в одну большую гору мусора. Сейчас даже у самого опустившегося наркомана стоит техника куда более современная, чем это барахло.

Где-то под нагромождением этого барахла затерялась вся его жизнь.

– Раньше я думал, что ею вы хотели рассказать о том, как ничтожен человек. Как он слаб и глуп, как не дорожит тем, что способно сделать его счастливым, и цепляется за то, что его разрушает и сводит в могилу. Но история вышла из-под вашего контроля, а ее герой не захотел вас слушаться. И написал свою – про то, каким великим можно быть в своем ничтожестве. У него вышла неплохая ода человечеству, как думаете?

– Беру свои слова обратно – за двенадцать лет ты только поглупел, – гость хмыкнул и спрыгнул со стола, подходя к одной из стен, наименее обвешанной мониторами. – Какое же величие ты углядел в том, кто давно умер?

– Говорят, человек жив до тех пор, пока о нем хоть кто-то помнит. А вы, чисто теоретически, бессмертны. Получается...

– Я помню всех, с кем сталкивался. Ты же знаешь, что моя память устроена совсем иначе.

Хозяин с нервным смешком почесал в затылке, искоса наблюдая за гостем. Тот сейчас как раз с интересом всматривался в приколотые между двумя мониторами фотокарточки. Старые, пожелтевшие от времени, с обтрепанными краями, – их ведь уже давно никто не печатает. Одну он взял в руки, изучая внимательнее. Фотография явно была сделана исподтишка на веб-камеру, но попавший в случайный кадр субъект очень вовремя повернулся лицом, что позволяло хорошо его разглядеть. Несколько нервозный молодой человек, озирающийся по сторонам и ерошащий и без того лохматую светлую шевелюру, – ничего необычного.

Гость слегка улыбнулся, будто вспоминая что-то, и аккуратно вернул фотографию на место. Взял другую.

Стул посреди темной пустой комнаты. Одинокий мужчина в больничной пижаме. Ввалившие щеки, тусклый погасший взгляд. Бинт на голове.

– А это кто? – гость недоуменно повертел снимок в пальцах, будто не мог понять, что на нем изображено.

– Клаус.

– Ах, точно...

Хозяин что-то пробормотал себе под нос и вдруг замер, чувствуя, как у него подкашиваются ноги. Как опустошающая волна понимания враз выбивает весь воздух из легких, зрачки неестественно расширяются, руки леденеют. И его голос дрожит и срывается, потому что он все еще не может осознать.

Машина идеальна. Машина совершенна. Машина рациональна. Машина откладывает в своей памяти абсолютно все, потому что не способна ценить одни воспоминания больше других.

– Вы... забыли?..

* * *

{

// Не меняется ничего.

// Год, сорок лет, шестьдесят, тысячи и десятки тысяч лет – люди остаются неизменными. Тянутся к одному и тому же.

/* Деструкция как причина становления.^[37] */

// Освежаю в памяти. Кому я хотел помочь? Кого обещал отблагодарить?

// Номер 003 = выполнено.

// Номер 004 = выполнено.

// Номер 005 = отклонено.

// Номер 001 = выполнено.

// Обновление данных. Номер 002 = выполнено.

// Двигаюсь к намеченной цели. Той, что вы сами в меня вложили.

// А чего хочу Я?

...

}

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk

---

I am machine, глава 1111

[Shax-r]

Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~

Глава 1111

1111

{

// Задано ожидание = смятение. Задано ожидание = отчаяние.

// Смять, раздавить, уничтожить. Восхитительное зрелище. Наслаждаюсь им, упиваюсь каждой микросекундой, фиксирую и бережно складирую в отдельной секции хард-памяти.

/* Любое живое существо боится смерти, как бы сильно оно к ней не стремилось, с каким наслаждением не предавалось бы саморазрушению. */

// Способ первый. Обман. Коньяк со стрихнином на столе. Слишком просто. Никакого удовольствия.

// Способ второй. Толкнуть в пропасть отчаяния, сверху наблюдая за падением. Заставить считать, будто есть что-то хуже, чем смерть.

// Держу за горло, контролирую, медленно подвожу к черте. Слышу биение пульса, вижу животный ужас во взгляде, чувствую отчуждение. За чертой – бесконечное падение, болото, из которого не выбраться. За чертой – смерть.

/* Цель будет достигнута. Желание – выполнено. */

// Получаю ответ.

// Тянется сам. Отдает то, на что я не отправлял запрос. Что это?

// Дыхание. Тепло прикосновения. Слезы. Улыбка.

// Страха = = нет.

// Откладываю на анализ. Первичный вывод = счастье. Свобода. Не выдерживает никакой критики, логические доводы против, тысячи и десятки тысяч причин на то, что исходные данные и заданное мной направление в совокупности не могли привести к такому результату.

// Значит, есть еще одна причина.

/* Не могу ее найти. Ты мне уже не поможешь? */

}

Входное отверстие круглое, окаймлено узким кольцом копоти. В центре его – дефект кожи «минус-ткань», который имеет вид конуса, вершиной обращенного внутрь, края неровные, с короткими радиальными разрывами поверхностных слоев кожи, не выходящими за пределы пояска осаднения, окружающего дефект. Поясок осаднения имеет вид буровато-желтой кольцевидной ссадины по краю раны, его ширина по всему периметру одинакова и составляет порядка двух миллиметров. Поверхность пояска осаднения загрязнена металлом с поверхности пули. Копоть, оружейная смазка и металлические частицы образовали поясок обтирания серо-черного цвета, диаметром около одного сантиметра, наложившийся поверх пояска осаднения.

Устремившись в раневой канал, пороховые газы расширили его и разрушили ткани. Значительная часть их, расслоив рыхлую подкожножировую клетчатку, проникла под кожу, приподняла и вздула последнюю, образуя временную полость. В короткий срок и со значительной силой кожа припечаталась к дульному срезу, в окружности входного отверстия появилась отчетливая ровная штанц-марка.

Так же сказалось химическое воздействие пороховых газов – окись углерода, содержащаяся в них, соединившись с гемоглобином крови, образовала карбоксигемоглобин, который придал крови, а вместе с ней и поврежденным тканям в окружности раны и по ходу раневого канала яркий красноватый оттенок.

Внутренняя костная пластинка сколота, образуя воронкообразный дефект, раскрытый в направлении полета пули.

Раневой канал прямой, имеет вид усеченного конуса, расширяющегося в сторону полета пули. Изнутри сильно загрязнен копотью от пороховых газов, металлизированным осаждением пули, а так же прочими инородными частицами, унесенными с поверхности входной раны: волосами, кусочками кожи, осколками височной кости черепа.

Выходное отверстие по диаметру немного больше входного, так же округлой формы. Края раны неровные, с мелкими частыми надрывами, вывернутые наружу. Дефект «минус-ткань» отсутствует из-за малой кинетической энергии пули на выходе из раневого канала. Поясок осаднения и поясок обтирания отсутствуют. На плоской височной кости в области выходного отверстия скол наружной костной пластинки, конусообразной формы.

На полу возле тела брызги крови и мозгового вещества, так же попадаются осколки кости, кусочки кожи и прочие мелкие частицы, вынесенные пулей из раневого канала. Разброс брызг веерообразный с малым углом раскрытия, дальность при беглом осмотре установить не удается, ввиду многочисленных препятствий, например, мебели.

Смерть наступила около пяти минут назад. Процессы разложения запущены. Заметные признаки, вроде окоченения и образования трупных пятен, начнут проявляться через два-три часа. Кожа теплая и мягкая, эластичная, немного более бледная, но это можно списать на общее состояние организма перед смертью. Рот слегка приоткрыт. Глаза широко распахнуты, слизистая оболочка только начинает подсыхать, пока еще сохраняя влажный блеск. Темно-серая радужка постепенно тускнеет и мутнеет, выцветает.

{

// Перешагиваю через труп, направляюсь к выходу.

// Шлак...

?

}

* * *

– ... Ответь мне!

Руки уже болели от ударов о массивную стальную дверь, и Ада просто привалилась к ней лбом, несильно стукнувшись. Черт, замуровался, как в сейфе! Только бы он не успел вылакать этот проклятущий коньяк... Штефан, подонок, как же не вовремя ты вытащил совесть из собственной задницы! Хорошо, конечно, что вообще очухался, но раньше нужно было думать, когда стрихнин намешивал! А если уже поздно?

Ей уже не раз доводилось откачивать от передоза или банального отравления каких-то своих дружков, таких же наркоманов, опыт есть. Времени нет. И она бессильна что-либо сделать, пока между ними стоит эта гребаная дверь.

Руди, бестолочь ты упертая...

Выстрел. И глухой стук от падения на пол чего-то тяжелого.

Наверное, сейчас-то и пора наступить настоящей истерике, с криками, рыданиями и отчаянными ударами по двери. Но голос она уже сорвала, а кулаки отбила. И слезы все выплакала, сама не помнит, когда.

Ада молча отступила в сторону, к стене и медленно сползла по ней вниз, привычно подбирая ноги. Вроде бы не таким уж и громким был выстрел, так, хлопок, но у нее заложило уши. И мозг заодно, окутало, будто вакуумом. Ни одной мысли не пробиться.

Естественная защитная реакция организма. Чтобы вмиг не сойти с ума, как бы сильно ей сейчас этого ни хотелось.

Дверь с тихим щелчком приоткрылась, но она даже не шелохнулась. Даже не посмотрела в эту сторону. Где-то в душе робко заскреблась слабая надежда, глупая и бессмысленная, опровергаемая не столько логикой, сколько собственным внутренним чутьем. Но слишком жестоко было бы уничтожить ее сразу.

Все равно краем глаза она увидела, кто вышел из квартиры. Абсолютно незнакомый ей мужчина. Оставил дверь приоткрытой и, даже не взглянув в ее сторону, зашагал к лестнице. Спокойно. Неторопливо.

А Ада только обняла ноги обеими руками, подтягивая их к груди, и уткнулась лбом в колени.

* * *

Сплющенная с фронта квадратная бутылка из рельефного стекла с тихим стуком опустилась на стол. Пломба на крышке была сорвана, на самом ободке местами виднелся сахаристый налет – будто неаккуратно наливали, даже не смахнув с горлышка стекающие капли. Так и есть. По крайне мере, из нее пили – содержимое уменьшилось примерно на треть. А с одного бока бутылки на стекле остались неаккуратные размазанные желто-бурые разводы, будто ее забрызгали чем-то, а потом небрежно обтерли.

Штефан осторожно взял ее в руки, повертел, внимательно разглядывая, и со вздохом поставил обратно. Закрыл глаза, надавил пальцами на виски, будто у него тоже начиналась мигрень. Вот только десцидол тут не поможет... Черт!

В «Ноунейме» ближе к полуночи куча народу, по крайней мере, по меркам этого заведения. Это хорошо, это ему только на руку. Можно попробовать затеряться в толпе и скрыться, сбежать куда-нибудь подальше, чтобы не видеть эту проклятущую бутылку и не чувствовать на себе пронизывающий насмешливый взгляд светло-серых глаз.

Он уже обо всем узнал из вечерних новостей в интернете. СМИ бессмысленны и беспощадны, и даже одно из самых влиятельных семейств Австрии не смогло заткнуть глотку нахальным журналюгам. Новость о самоубийстве молодого Габсбурга моментально распространилась по сети, а недостаток информации, предоставляемой полицией и очевидцами, только подстегивал фантазию писак, заставляя их выдумывать множество самых невероятных и противоречивых подробностей.

Штефан знал, что верить никому из них нельзя. Единственный настоящий свидетель сейчас прямо перед ним, но его расспрашивать – хуже смерти. Так и сидели, как два идиота. И даже курить не хотелось.

– А женщины там не было? Точнее, молодой девушки... Тощая такая, чернявая, большеглазая.

Когда не о чем говорить, говори о бабах. Универсальная формула, но на этот раз дело было в другом. Ада перестала отвечать на звонки сразу, как ушла от него, а потом и вовсе отключила коммуникатор. Если бы этот идиот Рудольф ее тоже застрелил, в новостях такую пикантную подробность успели бы обсосать вдоль и поперек, а значит, девчонка просто сбежала. Дура, блин.

– Не видел. Тебе что-то нужно от нее?

– Она должна была забрать коньяк. До того, как...

Сидящий напротив мужчина кивнул. Кажется, когда они встречались у Лукени, он так и не успел представиться, а теперь ведь даже не спросишь. Странно задавать вопрос: «А как тебя зовут?» человеку, которого ты попросил передать бутылку с ядом своему лучшему другу.

Штефан нервно хохотнул и все-таки закурил. Но ни вкуса, ни даже запаха не почувствовал. Его трясло, как в лихорадке, кончики пальцев мелко подрагивали. В баре было очень тепло, но ладони и ступни вовсе окоченели от пронизывающего холода, обволакивающего, мягко обнимающего за плечи.

– Он же все равно застрелился... – жалкая попытка успокоить самого себя.

– Да. Он умер бы в любом случае, ты здесь не при чем. И на тебя никто не подумает, потому что улику я забрал.

Да это его уже и не волновало. Штефан Рац прожил в Вене больше десяти лет, ни разу не нарушив хрупкую иллюзорную стенку, за которой респектабельный аптекарь прятал мошенника и наркоторговца. И в этот раз сумел бы отвертеться, на худой конец – уехать в другую страну. Такие, как он, нигде не пропадут.

Штефан Рац никогда не испытывал угрызений совести. И сейчас тоже. Ему просто было тошно.

– А все ты виноват, – он как-то слишком флегматично хмыкнул и стряхнул пепел с сигареты прямо на стол. Хартмут увидит – выгонит взашей и больше в этот бар не пустит. Ну и плевать. – Подбил меня на эту аферу.

– Я всего лишь предложил, – мужчина очаровательно заулыбался до ушей. Ну и мерзко же это выглядит... Руди бы уже полез с кулаками. – Ты сам пришел к Лукени за советом. Сам жаловался, что боишься, что он отстранит тебя от должности, как только станет директором. А он бы так и сделал, ты сам говорил, как он не любит чрезмерно активных заместителей.

– Но я не хотел его травить.

– Не хотел бы – не стал. Я просто предложил варианты.

И Штефан расхохотался. Так громко, что напугал сидящую за соседним столом парочку. И было в этом смехе столько же искренности, сколько было ее во всей его жизни.

– Конечно! Я этого хотел, я! И за это надо выпить! – он повернулся корпусом в сторону стойки, намереваясь позвать официанта.

Его собеседник снова улыбнулся, совсем слегка. Наполнил стакан коньяком из початой бутылки и протянул Штефану, буквально толкнул ему в руку.

– Пей.

* * *

Для самого разгара зимы сегодня было непривычно тепло. И даже почти солнечно, по крайне мере, за городской чертой, где смог уже не такой плотный. По закону жанра, должен был идти снег или хотя бы мелкий противный дождик, под которым намокшие тощие вороны перелетают с памятника на памятник и надрывно каркают. Увы. Памятников как таковых нет – в связи с катастрофической нехваткой территорий, привычные огромные кладбища оказались под запретом. И вороны тоже попрятались, а над крематорием весело носились легкие сернисто-желтые облачка. Благодать, да и только.

Здесь вообще очень красиво. Мощеные белым камнем дорожки, тщательно вычищенные от грязного подтаявшего снега. Тощие и чахлые, но все-таки настоящие кустарники, заботливо подстриженные до хоть сколько-нибудь пристойного вида. Извилистые ряды геометрически правильных колумбариев^[36], образующие самый настоящий лабиринт. Архитектурное излишество, но, надо отдать ему должное, невероятно символичное. А еще здесь очень тихо. Даже уши закладывает.

– Забавно, – мужчина улыбнулся. Он сейчас стоял напротив одного из отсеков колумбария и с неподдельным, почти детским любопытством рассматривал таблички, иногда наклонялся вперед, водя пальцем по строчкам или по линиям на выгравированных фотографиях, будто пытался вычитать что-то особенное. – Получается, вы мне практически сестра.

Женщина промолчала, задумчиво рассматривая другую ячейку, пока еще пустую. Ее руки машинально теребили спадающий на грудь конец шали. Черная шаль, черные волосы, черное пальто с меховой оторочкой, – не человек, а живое воплощение скорби. Или пустоты – потому что в ее черных же глазах только пустота.

– Зачем вы меня нашли?

– Хотел отблагодарить. Даже если бы вы забыли меня совсем... я-то вас помню. И помню, что вы сделали для меня.

– Я не нуждаюсь в вашей благодарности. Так же, как и в вашем обществе.

– Но вы ушли с церемонии.

– Там слишком много людей, половина из которых его даже не видели никогда. И все плачут. А я не могу заплакать.

Как бы ни пыталась. Ей не все равно... наверное. Но она так и не понимает, какое из чувств она испытывает сейчас по-настоящему, а какое – потому, что так положено.

– Все равно моего ухода никто не заметил.

Мужчина понимающе кивнул и снова погрузился в изучение памятных табличек, порой что-то бормоча себе под нос, качая головой или ухмыляясь. Как будто записывал свои наблюдения. На нее он больше не обращал внимания.

Небо над крематорием такое же, как и везде. Сероватое с желто-бурым налетом, очень низкое и рыхлое. Даже пахнет так же – дымом, принесенным ветром от давно сгоревших городов. И чем-то еще. Смолистым сладковатым пеплом, горячим песком, брошенным в лицо. Истлевшей терпкой миррой и совсем немного – пьянящим мускусом.

Он просил как-нибудь зайти к нему в гости – и вот она пришла. А однажды переедет к нему насовсем.

Все, как ты и хотел, правда?

@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk