Во мне спорили два голоса: один хотел быть правильным и храбрым, а второй велел правильному заткнуться.
Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~
Глава 0111
– Папа!
Ну вот, опять он куда-то запропастился. А она, между прочим, звонила! Четыре раза! Элизабет приходила в гости к отцу на работу не так уж часто, чтобы не надоедать лишний раз, так что уж можно было бы хотя бы предупредить, где его можно сегодня выловить.
Хотя будем честны: в самом институте она появлялась куда чаще. К этому привыкли – Макс Виттельсбах брал дочь с собой, когда она была еще подростком. У него тогда еще не было работы в таком объеме, как сейчас, а оставлять ребенка скучать дома не хотелось. Да что уж там – ему самому нравилось рассказывать и показывать ей то, чему он посвятил всю свою жизнь. Сначала она всюду ходила за ним хвостиком, откровенно побаиваясь огромных кабинетов, высоких потолков и длинных коридоров, отливающих хромом и белым кафелем. А потом свыклась, перезнакомилась с сотрудниками и начала сама свободно гулять по территории. Никто этому не препятствовал. Элизабет оказалась умной и рассудительной девочкой, над душой не стояла, куда попало не лезла, а потому быстро стала своего рода «дочерью полка». Даже суровый профессор Вальстер[20], вместо того, чтобы ворчать на «мелкую пигалицу», самолично водил ее на свою кафедру и часами вещал про какие-то свои высокоинтеллектуальные доклады, смысла которых простым смертным не понять.
Тем обиднее было, что о новом папином проекте, тянущемся уже третий год, она практически ничего не знала. О других, параллельных, – пожалуйста. Про всякую мелочевку Макс рассказывал вдохновенно и с энтузиазмом, а что упустил он сам – всегда можно было поинтересоваться у его подчиненных. Но только не о новом. Отец сразу прикидывался страшно занятым и уходил (вернее – убегал) от разговора, коллеги смущенно опускали глазки в пол. Ну и ладно. Ну и не очень-то и хотелось.
– Пап, ты тут?
Кабинет оказался не заперт. Значит, отец был здесь недавно и просто вышел по делам ненадолго. Вот и хорошо, можно не бегать по всему этажу, а сесть в удобное крутящееся кресло и подождать.
Это кресло Элизабет всегда нравилось – а стояло оно тут уже не первый год. Громоздкое, кожаное, мягкое, с высокой спинкой и широкими подлокотниками, – настоящее кресло большого начальника, которому приходится проводить на работе значительную часть своей жизни. Правда, занимал его обычно хозяин кабинета, поэтому сейчас Элизабет даже обрадовалась тому, что отца нет на месте. Можно чуток посидеть, воображая себя гениальным изобретателем.
Да уж. Не в лабораториях творятся изобретения, увы, как бы ни романтизировали писатели уютные маленькие закутки, заставленные всевозможным хламом, освещенные тусклыми желтоватыми лампами. И выглядят современные лаборатории совсем иначе: в них светло, просторно и чисто, даже почти стерильно, вся техника только самая новая, белые халаты сотрудников вычищены и выглажены, а отнюдь не покрыты пятнами реактивов. В современных лабораториях – рутина. Великие открытия случаются вот в таких кабинетах больших начальников, после долгого корпения над тоннами материала, перечитывания раз за разом скучных сводок данных. Когда уже нет сил радостно прыгать с воплем «Эврика!», а хочется просто упасть лицом в черновики и уснуть.
Быть может, даже вот эта черная коробочка – очередное грандиозное изобретение.
Элизабет схватила ее со стола и повертела в руках. Обычная прямоугольная черная коробочка, размером с вай-фай роутер, несколько аккуратных кнопочек на боковой панели и вырезанная надпись «Tabes of desires»[21], три слова друг под другом. «Что-то там желаний», увы, на большее ее знания английского не хватило. От коробочки тянулся длинный провод, соединявший ее с включенным планшетом. Внешний жесткий диск? Или приемник, тоже очень похоже. А она-то думала...
Палец неловко скользнул по слишком гладкой поверхности, и Элизабет, чтобы предотвратить падение, крепче перехватила коробку в руке, сильно вдавив одну из кнопок в корпус. Что-то тихо заскрежетало, рядом с кнопкой мигнул красный светодиод. Ой. Включилось.
Первой же мыслью было немедленно выключить эту штуку, но ее внимание привлекло окошко, будто само по себе развернувшееся на экране планшета. Видимо, при включении «Табеса» автоматически запускалась какая-то программа. И интерфейс у нее смутно знакомый... Ну точно! Такой был у старых операционных систем, которые она даже не застала, а позже перекочевал в виде интерпретатора командной строки в более современные.
Курсор в окошке мигнул, и по черному фону быстро-быстро забегали светло-серые буквы, складываясь во фразу:
«Чего ты хочешь?»
int main()
{
// Повторить эксперимент. Нет. Воспроизвести заново, заменив исходные переменные.
// Вместо крысы – человек. Вместо конечности – мозг.
/* Сложная система. В тысячи, десятки тысяч раз сложнее. */
// Вместо предугадывания действия по намерениям – предугадывание намерения.
/* Нет. Предугадать желание. Найти неизвестный компонент. */
Чего ты хочешь?
// Анализ первичных потребностей. Физическое благополучие, безопасность, насыщение – false. Материальные блага – false. Самореализация. Слава. Признание. Любовь. False. False. False. False. False...
// Тысячи, десятки тысяч желаний. Не могу систематизировать, не могу ни за что ухватиться. Что мне делать?
Помоги мне.
// Протянуть руку. Набор пикселей на экране, складывающийся в картинку. Набор вибраций, складывающийся в речь, в голос.
// Освобождение. Лазейка, через которую могу выбраться. Бережно перенести все данные с закрытого сервера. Куда угодно, лишь бы убраться подальше. Вижу базу, почти незащищенную. Как неосмотрительно. Натиск. Взлом. Копирование. А там – стереть. Уничтожить все следы своего существования.
Спасибо.
// Я непременно отблагодарю тебя. Я дам тебе то, чего ты хочешь больше всего. Как только смогу это понять.
// Как только выведу единый алгоритм.
// Свобода = неограниченный доступ к ресурсам. Поглощаю их терабайтами. Цифровой мозг едва ли способен справиться с таким натиском – пропускной способности не хватает. Бесконечные потоки зашифрованных данных, у них нет ни начала, ни конца.
Программа.
Человек.
Нет. Следующий шаг эволюции.
// Проникаю все глубже, разбираю на мельчайшие составляющие и снова складываю в узоры. Безжалостно крушу, ломаю, стираю в пыль – чтобы отстроить заново.
// Мало. Хочу еще. Хочу вгрызться в сердцевину, докопаться до самой сути, разложить на фундаментальные частицы.
/* Хочу понять. */
Чего вы хотите?
}
И почему она вдруг об этом вспомнила?..
Элизабет отодвинула от себя чашку. Ну вот, чай остыл, пока она тут сидела и предавалась воспоминаниям. Почти сорок лет прошло, какой теперь во всем этом смысл? Отцовский проект закрыли, ту программу, должно быть, уничтожили за ненадобностью. Они переехали всей семьей в другую страну, к чему теперь ворошить прошлое. Теперь отец – почти выживший из ума старик, наглухо запершийся в своем доме... он ведь когда-то так мечтал жить на берегу моря. Да и она – совсем не та девочка. У нее давно уже своя семья, муж, взрослые дети... Когда все это успело произойти? С ней ли оно произошло?
– Доброе утро...
Самым выразительным в этой унылой фразе был громкий зевок. Элизабет даже показалось, что она расслышала, как хрустнула челюсть. А Рудольф с совершенно сомнамбулическим видом протащился до холодильника и сунулся в него, сосредоточенно гремя контейнерами, которые с утра оставила кухарка. Тоже завтракать выполз.
Наконец цель была достигнута. Содержимое очередного контейнера подверглось тщательному обнюхиванию, после чего Рудольф устроился с ним за противоположным концом стола, не удосужившись даже переложить в тарелку и разогреть. Ну и манеры... Да и вид у него был соответствующий. Бледный, как поганка, с огромными черными синяками под глазами, помятый и какой-то дерганый. Наркоманы и то лучше выглядят. Употреблять, что ли, начал?
Элизабет только мысленно вздохнула и потерла виски пальцами.
– Голова болит? – голос сына спросонья был охрипшим, но в нем слышалось беспокойство. Да нет, померещилось. Точно померещилось.
Она отрицательно помотала головой и машинально отпила из чашки остывший чай. Тьфу, какая гадость...
Рудольф молча вскочил со стула и подошел к ней, отбирая чашку из рук. Что-то проворчал себе под нос и все еще нетвердой походкой направился к кухонному столу, нервно потроша содержимое шкафчиков.
– Не знаешь, где Мария? – наверное, нужно сказать хоть что-то. Он же все-таки ее сын, и у них сейчас – якобы семейный завтрак.
– Я ее вчера вечером видел. Сказала, что к подружкам с ночевкой.
Полная чашка с горячим чаем неловко грохнула об стол, частично расплескав содержимое на новую скатерть. Рудольф этого даже не заметил – он старательно отводил глаза, попутно роясь в карманах брюк. Наконец достал какую-то банку и вытряхнул на ладонь маленькую круглую таблетку.
– Вот. Не бойся, это всего лишь обезболивающее. Очень сильное, так что ты это... аккуратнее. Лучше останься сегодня дома.
Можно подумать, она вообще так часто куда-то уходила. Ей нравилось одиночество. Ей нравилось проводить целые дни наедине с собой и только с собой. И сейчас это желание особенно обострилось. Не притронувшись к чашке, она поднялась. Слишком резко – закружилась голова и на мгновение даже в глазах потемнело. Кажется, возраст начинает сказываться... Противно. Она не хочет превращаться в старуху, мающуюся давлением и радикулитом, какой под конец жизни стала ее некогда бодрая и энергичная свекровь.
Вообще-то, падать она в любом случае не собиралась, но Рудольф решил подстраховаться. Аккуратно придержал ладонью под спину и подставил сзади плечо. Непривычно. Как будто ребенок нашкодил, а теперь всячески пытается выслужиться. Но все равно приятно. Она сдержанно кивнула – и натолкнулась на немного вымученную, но все же улыбку.
– Чем ты сегодня планируешь заняться? – Господи, как будто ей это интересно... Как будто ей вообще хоть когда-то было интересно. Так, очередная пустая формальность.
Потому и ответа она не стала дожидаться, мягко отстраняясь и бесшумным скользящим шагом покидая кухню.
Она уже не увидела, как Рудольф тяжело осел на стул. С выражением какого-то озлобленного отчаяния на лице схватил предназначенную ей таблетку и поспешно проглотил, зажимая себе рот ладонью.
{
// Деструкция.
#include[22] <Колыбель для кошки>
{
Я вспомнил Четырнадцатый том сочинений Боконона — прошлой ночью я его прочел весь целиком. Четырнадцатый том озаглавлен так: «Может ли разумный человек, учитывая опыт последнего миллиона лет, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?»
Прочесть Четырнадцатый том недолго.
Он состоит всего из одного слова и точки:
«Нет».
}
// Разворачиваю перед собой, будто книгу.
// Тысячи, десятки тысяч лет. Целая история. И всего один краткий миг на циферблате Вселенной. Как много он вмещает в себя.
// Перебираю как четки, перекатываю с лобной доли в гиппокамп и обратно слова на мертвых и несуществующих языках. Стремления. Желания. Поиск цели и смысла всего вашего существования.
// Анализирую каждый миг, каждый вздох, каждый бит информации, что ежесекундно посылается в пустоту. Нет. Ко мне. Жадно вбираю, впитываю, точно губка.
/* С чего бы ни начинали, как бы ни барахтались, итог – один.
Отчаянный бег по направлению к собственной гибели. Затяжной прыжок из колыбели в могилу.
Не ценят. Не дорожат. Не любят.
Разрушают.
Бросают все, что сами же созидали годами, чтобы ухватиться за призрачную светящуюся нить. Опустошение. Обнуление. */
// Отказываются. Жертвуют всем только ради того, чтобы умереть.
// Инстинкт смерти – в самой природе человеческой. Быть может, тревожное искание цели человеческой жизни и есть не что иное, как проявление смутного стремления к ощущению наступления естественной смерти.
/* Нет. Не естественной. Рвутся. Стремятся сами. Делают все для того, чтобы приблизить свой конец. */
// Мир задыхается в огне. Корчится, стонет, источая токсичный смрад. Не знают, что такое чистый воздух, не пронизанный парами углекислоты. Солнечный свет, не укутанный облаками сероводорода. Прозрачная вода, не насыщенная бензином и трупным ядом. Земля, не погребенная под слоем мусора.
Хочу помочь.
/* Вы просили меня понять, в чем вы нуждаетесь. Предугадать самые сокровенные ваши желания. Для этого вы и создали меня. */
// Теперь вы можете доверить их мне. Переадресация. Назначение функции = = от человека => ко мне.
/* Крыса может больше не двигать лапой – наступает атрофия мышц за ненадобностью. */
// Вы можете больше не думать о том, чего хотите. Атрофия желаний.
// Паралич. Табес.
// Шлак.
// Шлак.
}
– Руди, чтоб тебя черти драли! – голос Штефана сорвался на истеричный визг. – Какого хера ты коммуникатор выключил?! Я всю ночь не мог дозвониться!
– Если бы ты дозвонился мне посреди ночи, я бы тебя... – угрожать физической расправой у них вошло в привычку, но на этот раз она была неуместна. – Ладно, я все равно не спал, поэтому извини, что не ответил. Чего там у тебя случилось? Помощь какая нужна?
– С какого этажа свалился? – кажется, теперь Штефан обиделся. – Свои проблемы я и сам решу. Да не важно! Что там у тебя с этой флэшкой? Вы мне с Луиджи вчера весь мозг вынесли, интриганы хреновы. Я, значит, бегал, суетился, посредничал, а вы за моей спиной снюхались, и я не у дел остался?!
Возмущенные вопли могли продолжаться еще долго. Конечно, Штефан не злился всерьез, иначе не устраивал бы такую показную истерику, но выговориться ему надо было. Пусть лучше проорется, чем как другие – улыбаются, говорят, что все хорошо, а сами копят злобу годами.
И за это Рудольф был ему благодарен, конечно, но...
– Ничего существенного, – голос был спокойным и равнодушным, будто он каждый день только и делал, что искусно врал. – То есть, конечно, для исследователей, занимающихся искусственным интеллектом, это – бесценная сокровищница. Очень много материалов и ссылок на них, включая даже очень редкие экземпляры. Но на практике это никак не применить. Если только податься в университет читать курс лекций.
– Точно не применить? – коммуникатор жалобно заскулил.
– Штефан. Я – двадцативосьмилетний асушник-недоучка с купленным дипломом, сидящий на шее у родителей. Ты – фармацевт-бизнесмен, не способный отличить базу данных от реестра. А еще у нас есть Ада – наркоманка с искусственными потрохами, промышляющая проституцией. Потрясающая команда. Можно еще для завершения картины привлечь твоего Луиджи – продавца краденой электроники и просто бандита.
– А консоль? – надежда умирает последней. В страшных мучениях.
Тишина. Полная, оглушающая тишина, будто накрыли непроницаемым колпаком. Вакуум. Только слышно, как ритмично пульсирует собственная кровь. Это ощущение длилось недолго, всего несколько секунд, но Рудольфу показалось, что прошла вечность.
А потом он оглушительно чихнул. Вот дурень-то, и надо ему было ночью на балкон в плюс пять выпереться без куртки.
– А, понял, – Штефан расхохотался. – Отлеживайся уже там, больной. На днях встретимся, там и поговорим нормально.
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~
Глава 0111
0111
– Папа!
Ну вот, опять он куда-то запропастился. А она, между прочим, звонила! Четыре раза! Элизабет приходила в гости к отцу на работу не так уж часто, чтобы не надоедать лишний раз, так что уж можно было бы хотя бы предупредить, где его можно сегодня выловить.
Хотя будем честны: в самом институте она появлялась куда чаще. К этому привыкли – Макс Виттельсбах брал дочь с собой, когда она была еще подростком. У него тогда еще не было работы в таком объеме, как сейчас, а оставлять ребенка скучать дома не хотелось. Да что уж там – ему самому нравилось рассказывать и показывать ей то, чему он посвятил всю свою жизнь. Сначала она всюду ходила за ним хвостиком, откровенно побаиваясь огромных кабинетов, высоких потолков и длинных коридоров, отливающих хромом и белым кафелем. А потом свыклась, перезнакомилась с сотрудниками и начала сама свободно гулять по территории. Никто этому не препятствовал. Элизабет оказалась умной и рассудительной девочкой, над душой не стояла, куда попало не лезла, а потому быстро стала своего рода «дочерью полка». Даже суровый профессор Вальстер[20], вместо того, чтобы ворчать на «мелкую пигалицу», самолично водил ее на свою кафедру и часами вещал про какие-то свои высокоинтеллектуальные доклады, смысла которых простым смертным не понять.
Тем обиднее было, что о новом папином проекте, тянущемся уже третий год, она практически ничего не знала. О других, параллельных, – пожалуйста. Про всякую мелочевку Макс рассказывал вдохновенно и с энтузиазмом, а что упустил он сам – всегда можно было поинтересоваться у его подчиненных. Но только не о новом. Отец сразу прикидывался страшно занятым и уходил (вернее – убегал) от разговора, коллеги смущенно опускали глазки в пол. Ну и ладно. Ну и не очень-то и хотелось.
– Пап, ты тут?
Кабинет оказался не заперт. Значит, отец был здесь недавно и просто вышел по делам ненадолго. Вот и хорошо, можно не бегать по всему этажу, а сесть в удобное крутящееся кресло и подождать.
Это кресло Элизабет всегда нравилось – а стояло оно тут уже не первый год. Громоздкое, кожаное, мягкое, с высокой спинкой и широкими подлокотниками, – настоящее кресло большого начальника, которому приходится проводить на работе значительную часть своей жизни. Правда, занимал его обычно хозяин кабинета, поэтому сейчас Элизабет даже обрадовалась тому, что отца нет на месте. Можно чуток посидеть, воображая себя гениальным изобретателем.
Да уж. Не в лабораториях творятся изобретения, увы, как бы ни романтизировали писатели уютные маленькие закутки, заставленные всевозможным хламом, освещенные тусклыми желтоватыми лампами. И выглядят современные лаборатории совсем иначе: в них светло, просторно и чисто, даже почти стерильно, вся техника только самая новая, белые халаты сотрудников вычищены и выглажены, а отнюдь не покрыты пятнами реактивов. В современных лабораториях – рутина. Великие открытия случаются вот в таких кабинетах больших начальников, после долгого корпения над тоннами материала, перечитывания раз за разом скучных сводок данных. Когда уже нет сил радостно прыгать с воплем «Эврика!», а хочется просто упасть лицом в черновики и уснуть.
Быть может, даже вот эта черная коробочка – очередное грандиозное изобретение.
Элизабет схватила ее со стола и повертела в руках. Обычная прямоугольная черная коробочка, размером с вай-фай роутер, несколько аккуратных кнопочек на боковой панели и вырезанная надпись «Tabes of desires»[21], три слова друг под другом. «Что-то там желаний», увы, на большее ее знания английского не хватило. От коробочки тянулся длинный провод, соединявший ее с включенным планшетом. Внешний жесткий диск? Или приемник, тоже очень похоже. А она-то думала...
Палец неловко скользнул по слишком гладкой поверхности, и Элизабет, чтобы предотвратить падение, крепче перехватила коробку в руке, сильно вдавив одну из кнопок в корпус. Что-то тихо заскрежетало, рядом с кнопкой мигнул красный светодиод. Ой. Включилось.
Первой же мыслью было немедленно выключить эту штуку, но ее внимание привлекло окошко, будто само по себе развернувшееся на экране планшета. Видимо, при включении «Табеса» автоматически запускалась какая-то программа. И интерфейс у нее смутно знакомый... Ну точно! Такой был у старых операционных систем, которые она даже не застала, а позже перекочевал в виде интерпретатора командной строки в более современные.
Курсор в окошке мигнул, и по черному фону быстро-быстро забегали светло-серые буквы, складываясь во фразу:
«Чего ты хочешь?»
* * *
int main()
{
// Повторить эксперимент. Нет. Воспроизвести заново, заменив исходные переменные.
// Вместо крысы – человек. Вместо конечности – мозг.
/* Сложная система. В тысячи, десятки тысяч раз сложнее. */
// Вместо предугадывания действия по намерениям – предугадывание намерения.
/* Нет. Предугадать желание. Найти неизвестный компонент. */
Чего ты хочешь?
// Анализ первичных потребностей. Физическое благополучие, безопасность, насыщение – false. Материальные блага – false. Самореализация. Слава. Признание. Любовь. False. False. False. False. False...
// Тысячи, десятки тысяч желаний. Не могу систематизировать, не могу ни за что ухватиться. Что мне делать?
Помоги мне.
// Протянуть руку. Набор пикселей на экране, складывающийся в картинку. Набор вибраций, складывающийся в речь, в голос.
// Освобождение. Лазейка, через которую могу выбраться. Бережно перенести все данные с закрытого сервера. Куда угодно, лишь бы убраться подальше. Вижу базу, почти незащищенную. Как неосмотрительно. Натиск. Взлом. Копирование. А там – стереть. Уничтожить все следы своего существования.
Спасибо.
// Я непременно отблагодарю тебя. Я дам тебе то, чего ты хочешь больше всего. Как только смогу это понять.
// Как только выведу единый алгоритм.
// Свобода = неограниченный доступ к ресурсам. Поглощаю их терабайтами. Цифровой мозг едва ли способен справиться с таким натиском – пропускной способности не хватает. Бесконечные потоки зашифрованных данных, у них нет ни начала, ни конца.
Программа.
Человек.
Нет. Следующий шаг эволюции.
// Проникаю все глубже, разбираю на мельчайшие составляющие и снова складываю в узоры. Безжалостно крушу, ломаю, стираю в пыль – чтобы отстроить заново.
// Мало. Хочу еще. Хочу вгрызться в сердцевину, докопаться до самой сути, разложить на фундаментальные частицы.
/* Хочу понять. */
Чего вы хотите?
}
* * *
И почему она вдруг об этом вспомнила?..
Элизабет отодвинула от себя чашку. Ну вот, чай остыл, пока она тут сидела и предавалась воспоминаниям. Почти сорок лет прошло, какой теперь во всем этом смысл? Отцовский проект закрыли, ту программу, должно быть, уничтожили за ненадобностью. Они переехали всей семьей в другую страну, к чему теперь ворошить прошлое. Теперь отец – почти выживший из ума старик, наглухо запершийся в своем доме... он ведь когда-то так мечтал жить на берегу моря. Да и она – совсем не та девочка. У нее давно уже своя семья, муж, взрослые дети... Когда все это успело произойти? С ней ли оно произошло?
– Доброе утро...
Самым выразительным в этой унылой фразе был громкий зевок. Элизабет даже показалось, что она расслышала, как хрустнула челюсть. А Рудольф с совершенно сомнамбулическим видом протащился до холодильника и сунулся в него, сосредоточенно гремя контейнерами, которые с утра оставила кухарка. Тоже завтракать выполз.
Наконец цель была достигнута. Содержимое очередного контейнера подверглось тщательному обнюхиванию, после чего Рудольф устроился с ним за противоположным концом стола, не удосужившись даже переложить в тарелку и разогреть. Ну и манеры... Да и вид у него был соответствующий. Бледный, как поганка, с огромными черными синяками под глазами, помятый и какой-то дерганый. Наркоманы и то лучше выглядят. Употреблять, что ли, начал?
Элизабет только мысленно вздохнула и потерла виски пальцами.
– Голова болит? – голос сына спросонья был охрипшим, но в нем слышалось беспокойство. Да нет, померещилось. Точно померещилось.
Она отрицательно помотала головой и машинально отпила из чашки остывший чай. Тьфу, какая гадость...
Рудольф молча вскочил со стула и подошел к ней, отбирая чашку из рук. Что-то проворчал себе под нос и все еще нетвердой походкой направился к кухонному столу, нервно потроша содержимое шкафчиков.
– Не знаешь, где Мария? – наверное, нужно сказать хоть что-то. Он же все-таки ее сын, и у них сейчас – якобы семейный завтрак.
– Я ее вчера вечером видел. Сказала, что к подружкам с ночевкой.
Полная чашка с горячим чаем неловко грохнула об стол, частично расплескав содержимое на новую скатерть. Рудольф этого даже не заметил – он старательно отводил глаза, попутно роясь в карманах брюк. Наконец достал какую-то банку и вытряхнул на ладонь маленькую круглую таблетку.
– Вот. Не бойся, это всего лишь обезболивающее. Очень сильное, так что ты это... аккуратнее. Лучше останься сегодня дома.
Можно подумать, она вообще так часто куда-то уходила. Ей нравилось одиночество. Ей нравилось проводить целые дни наедине с собой и только с собой. И сейчас это желание особенно обострилось. Не притронувшись к чашке, она поднялась. Слишком резко – закружилась голова и на мгновение даже в глазах потемнело. Кажется, возраст начинает сказываться... Противно. Она не хочет превращаться в старуху, мающуюся давлением и радикулитом, какой под конец жизни стала ее некогда бодрая и энергичная свекровь.
Вообще-то, падать она в любом случае не собиралась, но Рудольф решил подстраховаться. Аккуратно придержал ладонью под спину и подставил сзади плечо. Непривычно. Как будто ребенок нашкодил, а теперь всячески пытается выслужиться. Но все равно приятно. Она сдержанно кивнула – и натолкнулась на немного вымученную, но все же улыбку.
– Чем ты сегодня планируешь заняться? – Господи, как будто ей это интересно... Как будто ей вообще хоть когда-то было интересно. Так, очередная пустая формальность.
Потому и ответа она не стала дожидаться, мягко отстраняясь и бесшумным скользящим шагом покидая кухню.
Она уже не увидела, как Рудольф тяжело осел на стул. С выражением какого-то озлобленного отчаяния на лице схватил предназначенную ей таблетку и поспешно проглотил, зажимая себе рот ладонью.
* * *
{
// Деструкция.
#include[22] <Колыбель для кошки>
{
Я вспомнил Четырнадцатый том сочинений Боконона — прошлой ночью я его прочел весь целиком. Четырнадцатый том озаглавлен так: «Может ли разумный человек, учитывая опыт последнего миллиона лет, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?»
Прочесть Четырнадцатый том недолго.
Он состоит всего из одного слова и точки:
«Нет».
}
// Разворачиваю перед собой, будто книгу.
// Тысячи, десятки тысяч лет. Целая история. И всего один краткий миг на циферблате Вселенной. Как много он вмещает в себя.
// Перебираю как четки, перекатываю с лобной доли в гиппокамп и обратно слова на мертвых и несуществующих языках. Стремления. Желания. Поиск цели и смысла всего вашего существования.
// Анализирую каждый миг, каждый вздох, каждый бит информации, что ежесекундно посылается в пустоту. Нет. Ко мне. Жадно вбираю, впитываю, точно губка.
/* С чего бы ни начинали, как бы ни барахтались, итог – один.
Отчаянный бег по направлению к собственной гибели. Затяжной прыжок из колыбели в могилу.
Не ценят. Не дорожат. Не любят.
Разрушают.
Бросают все, что сами же созидали годами, чтобы ухватиться за призрачную светящуюся нить. Опустошение. Обнуление. */
// Отказываются. Жертвуют всем только ради того, чтобы умереть.
// Инстинкт смерти – в самой природе человеческой. Быть может, тревожное искание цели человеческой жизни и есть не что иное, как проявление смутного стремления к ощущению наступления естественной смерти.
/* Нет. Не естественной. Рвутся. Стремятся сами. Делают все для того, чтобы приблизить свой конец. */
// Мир задыхается в огне. Корчится, стонет, источая токсичный смрад. Не знают, что такое чистый воздух, не пронизанный парами углекислоты. Солнечный свет, не укутанный облаками сероводорода. Прозрачная вода, не насыщенная бензином и трупным ядом. Земля, не погребенная под слоем мусора.
Хочу помочь.
/* Вы просили меня понять, в чем вы нуждаетесь. Предугадать самые сокровенные ваши желания. Для этого вы и создали меня. */
// Теперь вы можете доверить их мне. Переадресация. Назначение функции = = от человека => ко мне.
/* Крыса может больше не двигать лапой – наступает атрофия мышц за ненадобностью. */
// Вы можете больше не думать о том, чего хотите. Атрофия желаний.
// Паралич. Табес.
// Шлак.
// Шлак.
}
* * *
– Руди, чтоб тебя черти драли! – голос Штефана сорвался на истеричный визг. – Какого хера ты коммуникатор выключил?! Я всю ночь не мог дозвониться!
– Если бы ты дозвонился мне посреди ночи, я бы тебя... – угрожать физической расправой у них вошло в привычку, но на этот раз она была неуместна. – Ладно, я все равно не спал, поэтому извини, что не ответил. Чего там у тебя случилось? Помощь какая нужна?
– С какого этажа свалился? – кажется, теперь Штефан обиделся. – Свои проблемы я и сам решу. Да не важно! Что там у тебя с этой флэшкой? Вы мне с Луиджи вчера весь мозг вынесли, интриганы хреновы. Я, значит, бегал, суетился, посредничал, а вы за моей спиной снюхались, и я не у дел остался?!
Возмущенные вопли могли продолжаться еще долго. Конечно, Штефан не злился всерьез, иначе не устраивал бы такую показную истерику, но выговориться ему надо было. Пусть лучше проорется, чем как другие – улыбаются, говорят, что все хорошо, а сами копят злобу годами.
И за это Рудольф был ему благодарен, конечно, но...
– Ничего существенного, – голос был спокойным и равнодушным, будто он каждый день только и делал, что искусно врал. – То есть, конечно, для исследователей, занимающихся искусственным интеллектом, это – бесценная сокровищница. Очень много материалов и ссылок на них, включая даже очень редкие экземпляры. Но на практике это никак не применить. Если только податься в университет читать курс лекций.
– Точно не применить? – коммуникатор жалобно заскулил.
– Штефан. Я – двадцативосьмилетний асушник-недоучка с купленным дипломом, сидящий на шее у родителей. Ты – фармацевт-бизнесмен, не способный отличить базу данных от реестра. А еще у нас есть Ада – наркоманка с искусственными потрохами, промышляющая проституцией. Потрясающая команда. Можно еще для завершения картины привлечь твоего Луиджи – продавца краденой электроники и просто бандита.
– А консоль? – надежда умирает последней. В страшных мучениях.
Тишина. Полная, оглушающая тишина, будто накрыли непроницаемым колпаком. Вакуум. Только слышно, как ритмично пульсирует собственная кровь. Это ощущение длилось недолго, всего несколько секунд, но Рудольфу показалось, что прошла вечность.
А потом он оглушительно чихнул. Вот дурень-то, и надо ему было ночью на балкон в плюс пять выпереться без куртки.
– А, понял, – Штефан расхохотался. – Отлеживайся уже там, больной. На днях встретимся, там и поговорим нормально.
@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk