Во мне спорили два голоса: один хотел быть правильным и храбрым, а второй велел правильному заткнуться.
Название: I am machine
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~
Глава 0010
Времена, когда обеспеченные люди селились в обширных коттеджных поселках, где редкие низкие домики окружены несколькими гектарами участка и непролазным забором, постепенно уходили в прошлое. Находились еще эксцентрики, выкупавшие землю где-то вдали от городов и жившие там поодиночке или небольшими группами, но таковых становилось все меньше. Не последнюю роль тут играло и то, что само понятие «вдали от города» приобретало некоторую фантастичность за счет стремительного расширения агломераций, постепенно поглощавших все свободных территории.
А в городах главной причиной становился смог. Вена в этом плане была еще далеко не самым загрязненным мегаполисом: бурое облако из крошечных частичек гари больше напоминало облако обычное, разве что цветом отличалось и висело не так высоко над землей. Повезло, если так можно выразиться. В Пекине, например, люди уже давно старались не выходить на улицы без респираторов.
Немалую роль играло так же шумовое и световое загрязнение. Все нижние этажи зданий обычно занимали всевозможные мастерские, развлекательные центры мелкого пошиба, лавки, магазинчики, бары сомнительной направленности, – список можно продолжать до бесконечности. А как мелкой шарашке привлечь внимание потенциальных посетителей в условиях застройки типа «муравейник» и отвратительной видимости из-за почти полного отсутствия солнечного света? Правильно – налепить вывеску побольше и поярче, да чтоб моргала, переливалась всеми цветами спектра. И еще вынести за дверь колонки, чтобы музыка перекрикивала соседскую, создавая тем самым невообразимую какофонию в масштабах города.
Вот и получалось, что в городах люди постепенно взбирались все выше и выше. Даже дороги начинали строить преимущественно в несколько уровней, поднимая их над землей. А уж про дома и говорить нечего. В самом низу селились разве что те, кто каких-нибудь пятьдесят лет назад и вовсе жил в подвалах, да открывались заведения разной степени подозрительности. Чем состоятельнее был человек и чем приличнее себя считала организация, тем выше они старались перебраться. Закономерно выходило, что элита общества обреталась едва ли не на крышах небоскребов, над торгово-развлекательными центрами, ресторанами, госконторами и множеством других предприятий, которые ухитрялись впихнуться в одно здание.
Габсбурги, как самая настоящая элита, не были исключением. И ухитрились соорудить отдельный дом прямо на крыше относительно невысокого (всего семьдесят пять этажей) престижного жилого комплекса. Это было разумно: приятная обособленность (на крышу вел отдельный лифт с видеонаблюдением), и в то же время – никакого фанатизма, центр города и близость всей необходимой инфраструктуры.
Для четырех человек дом был, мягко говоря, великоват. Даже если считать прислугу, которая как бы была – но безнадежно терялась на огромной территории. Сказывался упертый консерватизм Франца Иосифа, который в своих суждениях любил оглядываться на предшественников. А предшественники свято считали, что богатство человека должно быть прямо пропорционально размерам его жилища. И плевать, что половина комнат все равно останется пустовать, а в оставшихся можно разместить роту солдат, не то что скромную семью хозяина и толпу слуг. И слуг столько тоже было явно ни к чему – реальной работой занимались только горничные, которые сутками отмывали пустые комнаты, а остальные и вовсе тенями слонялись из угла в угол, создавая видимость бурной деятельности.
В этом доме вообще все были тенями. Глава семейства сутками пропадал на работе, что, в принципе, было оправдано, – но только частично. Единственный сын с завидной регулярностью уходил в загулы, что можно было бы списать на бурную юность, если бы ему не было уже под тридцать. Зато этот аргумент всецело оправдывал младшую дочь. Вообще-то, Мария была ребенком хорошим и добрым, но избалованным до крайности. В свои восемнадцать лет она мечтала о карьере модели, и даже делала в этом кое-какие успехи (не без протекции папеньки, души в ней не чаявшего), но при этом обладала нулевой дисциплиной и потрясающе пустой головой, в которой здравые мысли попросту не заводились, а знания – не удерживались. Места хватало ровно настолько, чтобы придумать, на какую гулянку свинтить и какие жалобные глазки состроить братцу, чтобы выгородил перед родителями. Родители только вздыхали, но железные аргументы «онажедевочка» и «поздний ребенок» действовали безотказно.
Раньше с ними жила еще старшая дочь, но сначала она в нежные семнадцать лет уехала учиться в Америку, а потом и вовсе помахала всем ручкой. Вышла замуж, родила ребенка и зажила спокойной размеренной жизнью супруги не слишком богатого и совсем не известного, но вполне счастливого человека. В гости она за это время наведывалась всего пару раз, из чего пришлось сделать вывод, что дела семейные ей нафиг не упали.
А кроме них в доме жили только призраки. Железной леди Софии Габсбург, матери Франца Иосифа, которую даже спустя двадцать лет после ее смерти упоминали в разговорах исключительно опасливым шепотом и с содроганием. Дамочка обладала тем еще характером, и боялись ее почти все, кто хоть раз с ней встречался. А кто не боялся – очень быстро об этом пожалел и встал на путь истинный. Был еще тихий незаметный призрак маленькой Софии, старшей дочери семейства. Она умерла еще в младенчестве, и было это так давно, что никто уже не помнил даже ее лица – только фотографии. И еще огромная толпа далеких и не очень предков до –дцатого колена, которые за всю жизнь только успели сделать выдающегося, что родиться и умереть.
Конечно, никаких привидений на самом деле не было. Но об этих людях говорили чаще, чем о живых. Их помнили. В этом доме вообще любили размахивать фамильными подштанниками.
Оставалась только мать. Предмет бесконечного обожания остальных членов семьи, умная, начитанная, не склонная к прилюдным истерикам и капризам. И – истинная часть своего огромного дома. Такое же привидение, почти неуловимое. Почему Элизабет Габсбург, внешность и ум которой прямо-таки располагали к активной светской жизни, выбрала для себя роль затворницы, посещавшей только обязательные для человека ее статуса мероприятия (да и от тех она периодически ухитрялась отговариваться), никому толком не было известно. Эта потрясающая женщина буквально исчезала из поля зрения, будто ей нравилась одна только мысль об одиночестве.
Естественно, никакое семейное счастье тут и мимо не пробегало. Зато пробегали слухи. Много слухов. Они плодились в геометрической прогрессии, обрастали немыслимыми деталями, разветвлялись, какие-то угасали, но на их месте тут же вырастали другие, еще более насыщенные самыми пикантными подробностями.
Самым поганым было, что Рудольф знал намного больше того, о чем говорилось в этих слухах. Кто бы там что ни завирал про горькую правду, лучше уж сидеть, хлопать глазами с идиотским лицом и не знать, что происходит в твоем собственном доме, чем знать слишком хорошо. Не то чтобы он сам лез во взаимоотношения родителей или находил по всем углам дома толпу любовниц и любовников, нет. Просто если даже ту же Марию берегли от любого чиха, то его с раннего детства поставили в известность: ты мужик, тебе семью содержать, компанию тянуть, вот и учись быть мужиком. Отец, правда, как-то быстро стушевался, и все его воспитание свелось к пространным лекциям на тему «фамильного дела». А вот мать основательного взялась за подготовку к нелегкой доли «крепкого мужского плеча». Она любила с ним пооткровенничать, особенно раньше, до того, как окончательно ушла в себя. Вот и приходилось тогда еще даже не подростку регулярно выслушивать самые красочные подробности ее неурядиц со свекровью, взаимной неприязни к окружающим светским занудам, ссор с мужем и многого, многого другого.
Так и жили: четверо потрясающе чужих друг другу людей, за каким-то дьяволом поселившихся под одной крышей.
Хотя Рудольфу еще давно, как раз на двадцатипятилетие, прозрачно намекнули, что можно бы уже и съехать. Намек подкрепили ключами от менее роскошного, но тоже вполне благопристойного дома, вернее – квартиры в дорогущем, жилом комплексе над бизнес-центром. Не хоромы, но всяко лучше, чем комната, – пусть просторная, пусть даже с отдельным балконом, – но все-таки всего лишь комната. В общем, место было идеальное, да и какой молодой человек не мечтает жить отдельно от родителей? Рудольф мечтал. Но намек не понял и переезжать отказался, а давить на него не стали.
Истинная причина такого упрямства была до глупости банальна и до глупости же... Хотя нет, она была просто глупостью. И гордостью.
Потому что воспитанному в духе: «Вот вырастешь – и все это будет твоим» Рудольфу внезапно захотелось проверить, а чего же он все-таки стоит на самом деле. Каким бы дураком он ни был, а к тем самым пресловутым двадцати пяти годам к нему пришло понимание, что родительские деньги, наследство, компания, – все это, по сути, и гроша ломаного не стоит. Возможно, тут сказалось влияние Штефана Раца[6], с которым на тот момент он успел задружиться. Этот во всех отношениях примечательных молодой человек приехал в Австрию практически с пустыми карманами, свеженькой корочкой фармацевта в зубах и без малейшего намека на влиятельную семью, но ухитрился зацепиться в столице. Вертелся, крутился, искал какие-то немыслимые варианты заработков, – и ведь не вагоны разгружал и не тарелки мыл, а везде пролезал с помощью своего незаурядного ума. На момент их знакомства он уже был владельцем маленькой, но гордой сети аптек. Такой пример перед глазами просто не мог не перевернуть у Рудольфа в голове представления о многих вещах. И заодно послужил живым укором, хотя Штефан никогда не думал вслух упрекать товарища. Рудольф с этой задачей справился сам. Ну, свалится ему в руки через несколько лет громадная корпорация. Ну, уже сейчас он может проматывать родительские деньги направо и налево, а они и слова не скажут.
А он, – сам, – что?
Вот и вбил себе в голову, что в отдельное жилье он съедет, только когда сам сможет его себе обеспечить. Увы, это оказалось не так-то просто. Первой проблемой стало то, что любая официальная работа оказалась для него закрыта. То есть, образование-то у Рудольфа было, хотя и чисто формальное. В университет на АСУ-шника[7] его загнали пинками, корочки получил и ладно – большего от него не требовалось. И знания, тем не менее, были – не университетские, но самоучкой освоить хоть что-то из своей профессии он смог позже, ошиваясь сутками по техническим этажам «Бионикса». Народ там работал слегка блаженный, до фанатизма увлеченный своим делом, а потому отзывчивый. И молодой «герр Рудольф», как они его прозвали, с любопытством совавший нос во все чертежи и программные коды, вызывал у них приступы неконтролируемого умиления вкупе с желанием научить всему-всему.
Так что, кое-какие знания у парнишки были. Энтузиазма и желания учиться – хватало с лихвой. Мешала маленькая деталька под названием «Габсбург». Именно эту детальку в первую очередь замечал работодатель, стоило ему только открыть документы отчаянно улыбающегося соискателя. А остальное уже не имело значения. Сын австрийского Рокфеллера просто не может работать рядовым сисадмином! Замдиректора, не меньше! И это в лучшем случае – конторки помельче и вовсе мялись, тушевались и в итоге отказывали. Потому что проще отказать сыну, чем навлечь на себя гнев отца, который решит еще на больную голову, что сын дурью мается, а они этому потворствуют. Так что наивные мечты попробовать себя на прочность на простенькой должности, без постоянного заискивания, разлетелись в пыль.
Второй попыткой подзаработать стал фриланс – и тут вскрылось, к вящему неудовольствию Рудольфа, что он все-таки безнадежно инфантилен. То есть, промышлять кое-какие суммы через интернет, выполняя мелкие заказы по программированию или автоматизации, у него выходило. Но сумм этих не хватало человеку, с детства привыкшему к роскоши. На них можно было бы снять небольшую квартирку на окраине, этаже эдак на тридцатом, обставленную самой необходимой техникой и мебелью, готовить себе самому из купленных продуктов, периодически выбираться в средней руки бар с друзьями, – проще говоря, жить небогато, но вполне достойно. Другой человек на его месте был бы счастлив. А Рудольф слишком привык к совсем другому образу жизни – и обнаружил, что отказаться от него не готов.
Так и жил: перебиваясь мелкими заработками и тут же спуская их до последнего цента на попойки со Штефаном, «дружеские» подарки бывшей любовнице, на любовниц нынешних и еще черт знает на что. За один вечер влегкую улетала выручка за несколько проектов, а наутро оставалась только злобно грызущая мозг совесть и похмелье. И очередной приступ мигрени.
– Твою мать...
Сегодня сил не было даже на то, чтобы проверить новые заказы и подчистить старые. Рудольф со стоном рухнул на кровать. От слишком резкого движения пульсирующая боль в виске резанула и по глазам, но хотя бы искры проскакивать перестали. И надо же было умудриться забыть таблетки дома. Эти чертовы таблетки, с которыми он не расставался ни на минуту, благополучно остались в кармане куртки.
После поездки от клиники до дома мигрень, естественно, только усилилась. А еще подозрительно разнылось колено. На погоду, что ли? Всего на третьем десятке ощущать себя старой развалиной было на редкость погано, поэтому пришлось все-таки перебороть малодушное «полежу, и само пройдет», отодрать свою потяжелевшую тушку от кровати и поползти к столу, в котором тоже хранилась заначка десцидола[8]. Стоил он, конечно, бешеных денег, зато помогал куда лучше любых других обезболивающих. И достать его было непросто: только Штефан по каким-то своим каналам заказывал из Венгрии, где он и выпускался, официально не импортируясь в другие страны.
Одна... нет, лучше сразу две, иначе придется валяться бревном до завтрашнего утра, а этого он себе позволить не может. Рудольф залпом проглотил две маленькие круглые таблетки, поморщился (конечно, за водой-то он не додумался сходить) и неуклюже опустился на стул. По-хорошему, нужно было выждать еще минут двадцать-тридцать, пока не начнет действовать, но он не хотел терять времени даром.
{
Задать цель = = установление контакта.
// Дано: человек. Лицо пустое = = бессмысленное = = выхолощенное = = тупое = = тестостерон понижен, движения заторможены, глаза подернуты серотониновой пленкой.
// Зачем ты живешь?
// Подключить голосовой аппарат.
/* Уже забыл, как правильно настраивать тембр.
Интересно, как он слышит со стороны? */
// Запускаю проверку. Задать условие.
if ( Установить взаимодействие с сознанием )
{
Благодарность. Дать то, что он жаждет. К чему стремится.
}
/* В случае невыполнения условия. */
else
{
Обнуление. Шлак.
}
// Завершить исполняемую программу.
}
* * *
– Ага, ага... Работай давай.
В маленькой полунелегальной лавке по продаже подержанных компьютерных комплектующих дела шли как по маслу. Это приличные люди перед покупкой какой-нибудь оперативки запросят сертификат качества, логи тест-драйва, родословную предыдущего владельца и даже такую фантастическую вещь, как лицензию на предпринимательскую деятельность. Но приличные люди в такую глушь не суются, а неприличным все равно, лишь бы работало и стоило сообразно их кошельку. Кошельки же у них пополнялись известным образом, так что не хватило сегодня – придут завтра, да еще и доплатят за то, что придержал вещичку.
Единственной по-настоящему существенной проблемой было то, что и товар поставлялся в не самом надлежащим виде. То уголок у материнки отогнут, будто ей бутылки открывали, то на винчестере на самом видном месте засохшее бурое пятно. Поэтому и пришлось Луиджи Лукени, владельцу лавки, обзавестись помощником или, как он любил выражаться, ассистентом. Вдвоем было сподручнее наводить порядок среди вновь прибывших запчастей.
Вот только ассистент страдал терминальной стадией сентиментальности.[9]
– Они у меня хорошие, – с нежностью в голосе вещал он, раз в пять минут отвлекаясь от чистки корпуса моноблока, чтобы схватиться за измятую фотокарточку. – Сыну уже пять лет скоро исполнится, представляешь? Вот, посмотри! Мы тут все втроем! Такие счастливые! Жена, конечно, та еще стерва, даже не предупредила, что подает на развод, но...
– ... Но все равно хорошая, – закончил за него Луиджи, отбирая корпус. Эдак они до ночи не управятся. А историю несчастного брошенного мужа и отца он слышал уже раз двести. – Alla malora! Клаус, делом займись!
Ассистент обиженно засопел носом и умолк. Хватило его минут на десять – а после умильные причитания над фотографией повторились. Луиджи только вздохнул и с преувеличенной сосредоточенностью погрузился в работу. Жутковато ему становилось, когда он видел потертый снимок, с которого на него исподлобья хмуро смотрел один-единственный мужчина.
Автор: Shax
Фандом: мюзикл «Элизабет», интерпретация театра TOHO, 2016 г.
Размер: макси
Категория: недо-слэш
Жанр: АУ (конец 2050-х), (не)научная фантастика, жалкие попытки в киберпанк.
Рейтинг: R
Краткое содержание: «А машины делали все так безошибочно, что им в конце концов доверили даже поиски цели жизни самих этих существ. Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела, никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось. Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что никак не могли примириться с бесцельностью собственного существования.
Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы успеете сказать “Тральфамадор”.» (К. Воннегут, «Сирены Титана»)
Предупреждения: 1. Концепт – сборная солянка идей из самых разных произведений, до которых только дотянулись мои загребущие ручонки, и странной недофилософии в духе жанра. И ОЧЕНЬ много рефлексии.
2. Боль и страдания. Серьезно. Я нежно люблю всех персонажей, как канонных, так и авторских, и именно поэтому у них в жизни творится ебаный распиздец.
3. Часть текста написана как пародия на язык программирования С++. Именно пародия – синтаксис упрощен донельзя, ни на какую достоверность я не претендую.
4. Мистики тут нет. Совсем. Вообще. Это я на всякий случай.
Примечание: А примечаний будет много. Все необходимые сноски будут даны по ходу текста, чтобы не пихать их в шапку.
Посвящение: little.shiver, сэр Начальник, Себастьянчик и просто Смерть моя! Вы не только утянули меня на самое донышко этого замечательного фандома – вы еще и снизу постучали.
А если серьезно – то очень многое в моей голове появилось (и вылилось позже в ворд) после ваших же «Правил игры». Спасибо вам~
Глава 0010
0010
Времена, когда обеспеченные люди селились в обширных коттеджных поселках, где редкие низкие домики окружены несколькими гектарами участка и непролазным забором, постепенно уходили в прошлое. Находились еще эксцентрики, выкупавшие землю где-то вдали от городов и жившие там поодиночке или небольшими группами, но таковых становилось все меньше. Не последнюю роль тут играло и то, что само понятие «вдали от города» приобретало некоторую фантастичность за счет стремительного расширения агломераций, постепенно поглощавших все свободных территории.
А в городах главной причиной становился смог. Вена в этом плане была еще далеко не самым загрязненным мегаполисом: бурое облако из крошечных частичек гари больше напоминало облако обычное, разве что цветом отличалось и висело не так высоко над землей. Повезло, если так можно выразиться. В Пекине, например, люди уже давно старались не выходить на улицы без респираторов.
Немалую роль играло так же шумовое и световое загрязнение. Все нижние этажи зданий обычно занимали всевозможные мастерские, развлекательные центры мелкого пошиба, лавки, магазинчики, бары сомнительной направленности, – список можно продолжать до бесконечности. А как мелкой шарашке привлечь внимание потенциальных посетителей в условиях застройки типа «муравейник» и отвратительной видимости из-за почти полного отсутствия солнечного света? Правильно – налепить вывеску побольше и поярче, да чтоб моргала, переливалась всеми цветами спектра. И еще вынести за дверь колонки, чтобы музыка перекрикивала соседскую, создавая тем самым невообразимую какофонию в масштабах города.
Вот и получалось, что в городах люди постепенно взбирались все выше и выше. Даже дороги начинали строить преимущественно в несколько уровней, поднимая их над землей. А уж про дома и говорить нечего. В самом низу селились разве что те, кто каких-нибудь пятьдесят лет назад и вовсе жил в подвалах, да открывались заведения разной степени подозрительности. Чем состоятельнее был человек и чем приличнее себя считала организация, тем выше они старались перебраться. Закономерно выходило, что элита общества обреталась едва ли не на крышах небоскребов, над торгово-развлекательными центрами, ресторанами, госконторами и множеством других предприятий, которые ухитрялись впихнуться в одно здание.
Габсбурги, как самая настоящая элита, не были исключением. И ухитрились соорудить отдельный дом прямо на крыше относительно невысокого (всего семьдесят пять этажей) престижного жилого комплекса. Это было разумно: приятная обособленность (на крышу вел отдельный лифт с видеонаблюдением), и в то же время – никакого фанатизма, центр города и близость всей необходимой инфраструктуры.
Для четырех человек дом был, мягко говоря, великоват. Даже если считать прислугу, которая как бы была – но безнадежно терялась на огромной территории. Сказывался упертый консерватизм Франца Иосифа, который в своих суждениях любил оглядываться на предшественников. А предшественники свято считали, что богатство человека должно быть прямо пропорционально размерам его жилища. И плевать, что половина комнат все равно останется пустовать, а в оставшихся можно разместить роту солдат, не то что скромную семью хозяина и толпу слуг. И слуг столько тоже было явно ни к чему – реальной работой занимались только горничные, которые сутками отмывали пустые комнаты, а остальные и вовсе тенями слонялись из угла в угол, создавая видимость бурной деятельности.
В этом доме вообще все были тенями. Глава семейства сутками пропадал на работе, что, в принципе, было оправдано, – но только частично. Единственный сын с завидной регулярностью уходил в загулы, что можно было бы списать на бурную юность, если бы ему не было уже под тридцать. Зато этот аргумент всецело оправдывал младшую дочь. Вообще-то, Мария была ребенком хорошим и добрым, но избалованным до крайности. В свои восемнадцать лет она мечтала о карьере модели, и даже делала в этом кое-какие успехи (не без протекции папеньки, души в ней не чаявшего), но при этом обладала нулевой дисциплиной и потрясающе пустой головой, в которой здравые мысли попросту не заводились, а знания – не удерживались. Места хватало ровно настолько, чтобы придумать, на какую гулянку свинтить и какие жалобные глазки состроить братцу, чтобы выгородил перед родителями. Родители только вздыхали, но железные аргументы «онажедевочка» и «поздний ребенок» действовали безотказно.
Раньше с ними жила еще старшая дочь, но сначала она в нежные семнадцать лет уехала учиться в Америку, а потом и вовсе помахала всем ручкой. Вышла замуж, родила ребенка и зажила спокойной размеренной жизнью супруги не слишком богатого и совсем не известного, но вполне счастливого человека. В гости она за это время наведывалась всего пару раз, из чего пришлось сделать вывод, что дела семейные ей нафиг не упали.
А кроме них в доме жили только призраки. Железной леди Софии Габсбург, матери Франца Иосифа, которую даже спустя двадцать лет после ее смерти упоминали в разговорах исключительно опасливым шепотом и с содроганием. Дамочка обладала тем еще характером, и боялись ее почти все, кто хоть раз с ней встречался. А кто не боялся – очень быстро об этом пожалел и встал на путь истинный. Был еще тихий незаметный призрак маленькой Софии, старшей дочери семейства. Она умерла еще в младенчестве, и было это так давно, что никто уже не помнил даже ее лица – только фотографии. И еще огромная толпа далеких и не очень предков до –дцатого колена, которые за всю жизнь только успели сделать выдающегося, что родиться и умереть.
Конечно, никаких привидений на самом деле не было. Но об этих людях говорили чаще, чем о живых. Их помнили. В этом доме вообще любили размахивать фамильными подштанниками.
Оставалась только мать. Предмет бесконечного обожания остальных членов семьи, умная, начитанная, не склонная к прилюдным истерикам и капризам. И – истинная часть своего огромного дома. Такое же привидение, почти неуловимое. Почему Элизабет Габсбург, внешность и ум которой прямо-таки располагали к активной светской жизни, выбрала для себя роль затворницы, посещавшей только обязательные для человека ее статуса мероприятия (да и от тех она периодически ухитрялась отговариваться), никому толком не было известно. Эта потрясающая женщина буквально исчезала из поля зрения, будто ей нравилась одна только мысль об одиночестве.
Естественно, никакое семейное счастье тут и мимо не пробегало. Зато пробегали слухи. Много слухов. Они плодились в геометрической прогрессии, обрастали немыслимыми деталями, разветвлялись, какие-то угасали, но на их месте тут же вырастали другие, еще более насыщенные самыми пикантными подробностями.
Самым поганым было, что Рудольф знал намного больше того, о чем говорилось в этих слухах. Кто бы там что ни завирал про горькую правду, лучше уж сидеть, хлопать глазами с идиотским лицом и не знать, что происходит в твоем собственном доме, чем знать слишком хорошо. Не то чтобы он сам лез во взаимоотношения родителей или находил по всем углам дома толпу любовниц и любовников, нет. Просто если даже ту же Марию берегли от любого чиха, то его с раннего детства поставили в известность: ты мужик, тебе семью содержать, компанию тянуть, вот и учись быть мужиком. Отец, правда, как-то быстро стушевался, и все его воспитание свелось к пространным лекциям на тему «фамильного дела». А вот мать основательного взялась за подготовку к нелегкой доли «крепкого мужского плеча». Она любила с ним пооткровенничать, особенно раньше, до того, как окончательно ушла в себя. Вот и приходилось тогда еще даже не подростку регулярно выслушивать самые красочные подробности ее неурядиц со свекровью, взаимной неприязни к окружающим светским занудам, ссор с мужем и многого, многого другого.
Так и жили: четверо потрясающе чужих друг другу людей, за каким-то дьяволом поселившихся под одной крышей.
Хотя Рудольфу еще давно, как раз на двадцатипятилетие, прозрачно намекнули, что можно бы уже и съехать. Намек подкрепили ключами от менее роскошного, но тоже вполне благопристойного дома, вернее – квартиры в дорогущем, жилом комплексе над бизнес-центром. Не хоромы, но всяко лучше, чем комната, – пусть просторная, пусть даже с отдельным балконом, – но все-таки всего лишь комната. В общем, место было идеальное, да и какой молодой человек не мечтает жить отдельно от родителей? Рудольф мечтал. Но намек не понял и переезжать отказался, а давить на него не стали.
Истинная причина такого упрямства была до глупости банальна и до глупости же... Хотя нет, она была просто глупостью. И гордостью.
Потому что воспитанному в духе: «Вот вырастешь – и все это будет твоим» Рудольфу внезапно захотелось проверить, а чего же он все-таки стоит на самом деле. Каким бы дураком он ни был, а к тем самым пресловутым двадцати пяти годам к нему пришло понимание, что родительские деньги, наследство, компания, – все это, по сути, и гроша ломаного не стоит. Возможно, тут сказалось влияние Штефана Раца[6], с которым на тот момент он успел задружиться. Этот во всех отношениях примечательных молодой человек приехал в Австрию практически с пустыми карманами, свеженькой корочкой фармацевта в зубах и без малейшего намека на влиятельную семью, но ухитрился зацепиться в столице. Вертелся, крутился, искал какие-то немыслимые варианты заработков, – и ведь не вагоны разгружал и не тарелки мыл, а везде пролезал с помощью своего незаурядного ума. На момент их знакомства он уже был владельцем маленькой, но гордой сети аптек. Такой пример перед глазами просто не мог не перевернуть у Рудольфа в голове представления о многих вещах. И заодно послужил живым укором, хотя Штефан никогда не думал вслух упрекать товарища. Рудольф с этой задачей справился сам. Ну, свалится ему в руки через несколько лет громадная корпорация. Ну, уже сейчас он может проматывать родительские деньги направо и налево, а они и слова не скажут.
А он, – сам, – что?
Вот и вбил себе в голову, что в отдельное жилье он съедет, только когда сам сможет его себе обеспечить. Увы, это оказалось не так-то просто. Первой проблемой стало то, что любая официальная работа оказалась для него закрыта. То есть, образование-то у Рудольфа было, хотя и чисто формальное. В университет на АСУ-шника[7] его загнали пинками, корочки получил и ладно – большего от него не требовалось. И знания, тем не менее, были – не университетские, но самоучкой освоить хоть что-то из своей профессии он смог позже, ошиваясь сутками по техническим этажам «Бионикса». Народ там работал слегка блаженный, до фанатизма увлеченный своим делом, а потому отзывчивый. И молодой «герр Рудольф», как они его прозвали, с любопытством совавший нос во все чертежи и программные коды, вызывал у них приступы неконтролируемого умиления вкупе с желанием научить всему-всему.
Так что, кое-какие знания у парнишки были. Энтузиазма и желания учиться – хватало с лихвой. Мешала маленькая деталька под названием «Габсбург». Именно эту детальку в первую очередь замечал работодатель, стоило ему только открыть документы отчаянно улыбающегося соискателя. А остальное уже не имело значения. Сын австрийского Рокфеллера просто не может работать рядовым сисадмином! Замдиректора, не меньше! И это в лучшем случае – конторки помельче и вовсе мялись, тушевались и в итоге отказывали. Потому что проще отказать сыну, чем навлечь на себя гнев отца, который решит еще на больную голову, что сын дурью мается, а они этому потворствуют. Так что наивные мечты попробовать себя на прочность на простенькой должности, без постоянного заискивания, разлетелись в пыль.
Второй попыткой подзаработать стал фриланс – и тут вскрылось, к вящему неудовольствию Рудольфа, что он все-таки безнадежно инфантилен. То есть, промышлять кое-какие суммы через интернет, выполняя мелкие заказы по программированию или автоматизации, у него выходило. Но сумм этих не хватало человеку, с детства привыкшему к роскоши. На них можно было бы снять небольшую квартирку на окраине, этаже эдак на тридцатом, обставленную самой необходимой техникой и мебелью, готовить себе самому из купленных продуктов, периодически выбираться в средней руки бар с друзьями, – проще говоря, жить небогато, но вполне достойно. Другой человек на его месте был бы счастлив. А Рудольф слишком привык к совсем другому образу жизни – и обнаружил, что отказаться от него не готов.
Так и жил: перебиваясь мелкими заработками и тут же спуская их до последнего цента на попойки со Штефаном, «дружеские» подарки бывшей любовнице, на любовниц нынешних и еще черт знает на что. За один вечер влегкую улетала выручка за несколько проектов, а наутро оставалась только злобно грызущая мозг совесть и похмелье. И очередной приступ мигрени.
– Твою мать...
Сегодня сил не было даже на то, чтобы проверить новые заказы и подчистить старые. Рудольф со стоном рухнул на кровать. От слишком резкого движения пульсирующая боль в виске резанула и по глазам, но хотя бы искры проскакивать перестали. И надо же было умудриться забыть таблетки дома. Эти чертовы таблетки, с которыми он не расставался ни на минуту, благополучно остались в кармане куртки.
После поездки от клиники до дома мигрень, естественно, только усилилась. А еще подозрительно разнылось колено. На погоду, что ли? Всего на третьем десятке ощущать себя старой развалиной было на редкость погано, поэтому пришлось все-таки перебороть малодушное «полежу, и само пройдет», отодрать свою потяжелевшую тушку от кровати и поползти к столу, в котором тоже хранилась заначка десцидола[8]. Стоил он, конечно, бешеных денег, зато помогал куда лучше любых других обезболивающих. И достать его было непросто: только Штефан по каким-то своим каналам заказывал из Венгрии, где он и выпускался, официально не импортируясь в другие страны.
Одна... нет, лучше сразу две, иначе придется валяться бревном до завтрашнего утра, а этого он себе позволить не может. Рудольф залпом проглотил две маленькие круглые таблетки, поморщился (конечно, за водой-то он не додумался сходить) и неуклюже опустился на стул. По-хорошему, нужно было выждать еще минут двадцать-тридцать, пока не начнет действовать, но он не хотел терять времени даром.
* * *
{
Задать цель = = установление контакта.
// Дано: человек. Лицо пустое = = бессмысленное = = выхолощенное = = тупое = = тестостерон понижен, движения заторможены, глаза подернуты серотониновой пленкой.
// Зачем ты живешь?
// Подключить голосовой аппарат.
/* Уже забыл, как правильно настраивать тембр.
Интересно, как он слышит со стороны? */
// Запускаю проверку. Задать условие.
if ( Установить взаимодействие с сознанием )
{
Благодарность. Дать то, что он жаждет. К чему стремится.
}
/* В случае невыполнения условия. */
else
{
Обнуление. Шлак.
}
// Завершить исполняемую программу.
}
* * *
– Ага, ага... Работай давай.
В маленькой полунелегальной лавке по продаже подержанных компьютерных комплектующих дела шли как по маслу. Это приличные люди перед покупкой какой-нибудь оперативки запросят сертификат качества, логи тест-драйва, родословную предыдущего владельца и даже такую фантастическую вещь, как лицензию на предпринимательскую деятельность. Но приличные люди в такую глушь не суются, а неприличным все равно, лишь бы работало и стоило сообразно их кошельку. Кошельки же у них пополнялись известным образом, так что не хватило сегодня – придут завтра, да еще и доплатят за то, что придержал вещичку.
Единственной по-настоящему существенной проблемой было то, что и товар поставлялся в не самом надлежащим виде. То уголок у материнки отогнут, будто ей бутылки открывали, то на винчестере на самом видном месте засохшее бурое пятно. Поэтому и пришлось Луиджи Лукени, владельцу лавки, обзавестись помощником или, как он любил выражаться, ассистентом. Вдвоем было сподручнее наводить порядок среди вновь прибывших запчастей.
Вот только ассистент страдал терминальной стадией сентиментальности.[9]
– Они у меня хорошие, – с нежностью в голосе вещал он, раз в пять минут отвлекаясь от чистки корпуса моноблока, чтобы схватиться за измятую фотокарточку. – Сыну уже пять лет скоро исполнится, представляешь? Вот, посмотри! Мы тут все втроем! Такие счастливые! Жена, конечно, та еще стерва, даже не предупредила, что подает на развод, но...
– ... Но все равно хорошая, – закончил за него Луиджи, отбирая корпус. Эдак они до ночи не управятся. А историю несчастного брошенного мужа и отца он слышал уже раз двести. – Alla malora! Клаус, делом займись!
Ассистент обиженно засопел носом и умолк. Хватило его минут на десять – а после умильные причитания над фотографией повторились. Луиджи только вздохнул и с преувеличенной сосредоточенностью погрузился в работу. Жутковато ему становилось, когда он видел потертый снимок, с которого на него исподлобья хмуро смотрел один-единственный мужчина.
@темы: #Der Tod, #Elisabeth, #Rudolf Habsburg, #cyberpunk