[shirukawa]

Заявка № 21. Канон - на выбор, но ближе даже, наверное, к рпс. Два Тода и Рудольф. И вот как хотите, так это и понимайте.

Канон - все-таки "Элизабет", правда, почему немецкая Смерть рыжеволосого австрийского кронпринца выглядит как два придурковатых японца, да и сам Рудольф - не лучше, история умалчивает. "Обоснуя нет и не будет" (с)
И да, я все выворачиваю через жопу.

Исполнение №1. 387 слов

— Не оборачивайся, не останавливайся, не двигайся, не нужно. Предоставь все мне, — говорит Тод. Голос его оплетает плечи, слова — оглушают, мысли — проникают в твой разум. Ты не отличаешь уже, где он, и где ты, эта связь — с рождения, впитанная с молоком матери, с каждого оброненного с её губ слова, с каждого — такого редкого — её ласкового прикосновения. Эта связь — ценнейшее, что у тебя есть.

Смерть никогда тебя не предаст.

— Обернись, распрями спину, вытряхни мусор из своей головы, начни действовать, начни делать сам! — говорит Тод. Руки его подталкивают тебя в спину, мягким теплом ложатся меж лопаток, но не согревают — выстужают всего, иссушают, выпивают, словно забирают последние силы. Но упорно отталкивают, заставляют шевелить обмороженными пальцами, подниматься из снега. Заставляют встать и идти. Куда? Зачем? Неведомо. Тод говорит — и ты идешь, потому что Смерть — это сила, которая всегда будет больше твоих жалких потуг на существование. Потому что Смерти скучно без дополнительных метаний откусить твою безумную голову, набитую едкими мыслями о признании, любви, уважении. Смерть хочет вытрясти из тебя все, показать, к чему сводятся все твои мечты, показать, что единственное твое желание — оказаться по ту сторону.

Тод каждый раз подставляет тебя под удар, тем самым воспитывая.

Ты стоишь у окна, пронизываемый ветрами. Хлипкая рама, тонкие стекла, спящая на кровати девушка и заряженный револьвер в ящике возле кровати — вот та реальность, которую ты выбрал себе сам. К которой две пары любящих рук подталкивали тебя без лишних угрызений совести. Вот та дорога, по которой они предписали тебе пройти, вот та сцена, которую ты увидишь последней.

Земля выстлана белоснежным ковром. На подоконнике черной кляксой растекаются два росчерка-длинных черных пера.

— Не оборачивайся, — шепчет тебе Смерть на ухо, прижимается едва теплыми губами к виску, ласково касается щеки. — Не думай. ты устал и обессилел, ты сломлен и разбит, так отпусти же себя, выдохни, остановись на мгновение. Не принимай поспешных решений, не будь глуп, останься.

— Обернись, — приказывает Тод, ударяет тебя наотмашь, поднимается вихрем холодного воздуха, несется по комнате, подхватывая и уводя в дьявольскую пляску тяжелые портьеры, смахивая одним движением бумаги со стола, опрокидывая чернильницу. — Не смей поддаваться, не смей останавливаться, ты уже все решил, так действуй. Перестань сомневаться!

Особенно сильный порыв опрокидывает зеркало навзничь, и оно с треском падает, устилая пол неровным слоем осколков.

Ты видишь свое отражение в десятках вариаций, но среди них ни одной — единственно-верной. В каждом отражении ты не тот, кем хотел бы быть.

И уже никогда не будешь.