Исполнение №1. ~1,4 словНазвание: Young and beautiful
Автор: little.shiver
Фандом: РПС
Пейринг: Иноуэ Ёшио/Фурукава Юта
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Размер: мини
Примечания: в общем, да, заявка пошла именно с фотографий, и это должна была быть легкая зарисовочка, а потом я ещё раз посмотрел разницу между игрой Ёшио и Ю. И тут меня накрыло.
Посвящение: мой дорогой Уилл, вам, конечно, за постоянную помощь с фактами и беспрестанную работу мозга
Читать дальше— Вообще-то, у меня есть девушка, — удивленно произносит Ёшио. И только потом отстраняется.
Репетиция превратилась в фарс; режиссер трет виски, пытаясь избавиться от накатывающей волнами головной боли. Актеры невозмутимо стоят друг напротив друга и, похоже, вообще забыли, где находятся.
— Парни, вы играть сегодня будете, или мы до ночи собрались торчать? — кричит помощник режиссера. Весь сегодняшний состав сидит на первом ряду, и даже микрофон не нужен, чтобы было слышно.
Кто-то из оркестра роняет пюпитр, и звук отрезвляет. Заставляет вернуться к реальности. К реальности, в которой у Ёшио вообще-то есть девушка, а у Юты — болезненный фетиш на бордовые рубашки, будь все неладно. И никакой драматической истории взаимоотношений за плечами, только восемь лет разницы в возрасте. На лице Ёшио они отражаются лишь в моменты сильной усталости, и не к чести Фурукавы, которому и тридцати ещё не стукнуло, выглядит Иноуэ в разы лучше. Только мелкие морщинки собираются лучиками вокруг глаз, когда Ёшио улыбается.
Это не делает его хуже, хотя так было бы легче.
Юта нервно сглатывает, чувствуя, как ноет перенапряженное сегодня горло. Похоже, на улице с шарфом лучше не расставаться.
Они, наконец, отстраняются достаточно, чтобы разорвать немыслимый контакт и прислушаться к замечаниям. Юта знает, что прогон был средним, ему не удалось и вполовину выложиться так, как хотелось бы, просто он не был готов. При всей его напускной внешней рациональности, Фурукава знает, внутри он — сгусток нервных окончаний, который стоит только приоткрыть, и выйдет нечто совершенно невероятное. Наверное, поэтому он такой хороший актер; без лишнего самолюбования — это подчеркивали и критики, и госпожа Яна, и многие из тех, с кем он совершенно не знаком. Он работает в лучшем театре города (если не страны) и понимает, что от него ожидают очень многого. Не оправдывать этих надежд — вот чего он боится. Вот, что делает его уязвимым и заставляет с каждым разом пересматривать и перечитывать оригинальную постановку и либретто, вслушиваться в тексты, искать переводы. Он и рад бы выучить немецкий, чтобы понимать безоговорочно, но сейчас на это банально нет времени: до конца репетиций чуть больше двух недель, и конец июня должен стать их венцом.
И у него нет времени, чтобы прислушиваться к себе и пытаться понять, почему именно сегодня он словно сломался, посмотрев Ёшио в глаза.
Он едва помнит дорогу домой.
***
Юта просыпается с первыми лучами солнца, потому что не потрудился с вечера закрыть шторы, но усталость берет свое, и он до последнего остается в постели, надеясь снова уснуть. Из залитой яркими летними всполохами дремоты его вырывает телефонный звонок.
— Да? — отзывается он как можно более вежливо, стараясь прогнать из голоса утреннюю охриплость. Всё-таки он вчера немного перестарался.
— Доброе утро, Фурукава-кун, — несколько официально обращается Ёшио, — надеюсь, не разбудил? Вчера была сложная репетиция, тебе следовало бы отдохнуть.
— Доброе, Иноуэ-сан. Нет, ничуть, погода слишком хороша, чтобы не выйти на улицу, — выпаливает Юта на одном дыхании и только потом одергивает сам себя же. И правда, сколько можно изображать из себя нервную школьницу? В почти тридцать это не то чтобы не солидно, но даже как-то подозрительно. А подозрения ему не нужны. Хватит и вчерашнего ступора на совместных сценах. «Чертова рубашка», — вздыхает Фурукава про себя и включается, наконец, в разговор. — Вы что-то хотели сказать?
— Да, хотел спросить: может, ты сможешь приехать пораньше сегодня на час, чтобы мы могли порепетировать вдвоём. Я чувствую, что ты где-то застопорился вчера, и мы могли бы разобрать эти моменты, чтобы не задерживать всех.
У Юты пересыхает в горле. Одно дело, когда вокруг толпа людей, и ты просто кажешься идиотом, и совершенно другое — стоять напротив объекта своих... неоднозначных чувств и пытаться объяснить, почему такая простая сцена, совершенно понятная в своей трагичности, не дается тебе. Потому что трагедия в этот момент — твоя, а не только героя. Потому что сцена в этот момент — арена для самых жутких пыток. Потому что он пришел в рубашке винного цвета, а у тебя перехватывает дыхание, стоит только взглянуть. Потому что он старше на восемь лет, у него есть девушка, а ты стоишь и краснеешь как влюбленный юнец. И в глубине его серьезно-насмешливых глаз ты видишь, что он всё это читает, словно ты — открытая книга.
Ты всегда будешь открытой книгой для него. А он всегда будет старше, мудрее, и с легкостью оттолкнет твои чувства, да ещё и объяснит, что ты нашел не самый удачный объект для столь пристального внимания.
Юта не плачет практически никогда, но снежный ком его мыслей застревает где-то в районе солнечного сплетения и мешает дышать. Прерывистым голосом он отвечает:
— Да, без проблем. Вчера так неудобно вышло. Спасибо за предложение! — благодарит он, потому что так будет правильнее, и Ёшио — последний, в чьих глазах Фурукава хочет выглядеть дураком. — Тогда, до вечера, Иноуэ-сан? — с надеждой говорит он, потому что какой бы ветреной ни была влюбленность, ему всегда будет недоставать восьми лет опыта, чтобы с ней справиться.
— Я буду ждать, — улыбается Иноуэ в трубку, и сердце Юты пропускает удар. Ему все ещё требуется время.
***
— Как ты думаешь, — спрашивает Ёшио, протягивая ему сэндвич с ветчиной из ближайшего Старбакса, — почему Тод отпускает Рудольфа? Почему дает ему второй шанс? И на самом ли деле дает?
Юта отпивает кофе — черный, две ложки сахара — и задерживает его во рту, позволяя себе призрачные секунды для обдумывания ответа.
— Мне кажется, тут надо разделять вас, Иноуэ-сан, и Ю, — говорит он, наконец, и разворачивает поджаристый хлеб с ломтиками ветчины, листами салата и восхитительно-острым горчичным соусом. — Потому что вы разные. Ваш Тод дает второй шанс Рудольфу, потому что искренне верит, что тот способен справиться со своей жизнью, своими обязанностями, способен взяться за голову и суметь... — он прерывается, вдруг услышав в своем голосе слишком много. Потому что это не только отношение Тода к Рудольфу, это отношение самого Ёшио к нему. Эту же сцену с Ю они отрепетировали за два дня, и все получилось идеально. В совместных сценах в них просыпался такой азарт, что в конечном итоге получалось почти противостояние вместо подчинения. И Фурукаве было с разы легче. С Ёшио его Рудольф преобразился и стал уязвимее, слабее. И Юта не хочет думать, что на игру повлияло его собственное отношение к Ёшио. В конце концов, он ведь хороший актер.
— Ты прав, Фурукава-кун, — с улыбкой кивает Иноуэ, и в его чуть насмешливом взгляде слишком много понимания, сочувствия. Юте делается дурно, хотя ещё две минуты назад он с удовольствием откусил сэндвич.
Фурукава откладывает еду в сторону и поднимает на ноги. Они присели на краю сцены, и Ёшио принес еду, чтобы хватило сил до перерыва в репетиции. Но сейчас Юта чувствует — пора. Он знает, чего не хватает сцене, и они отыграют блестяще. Главное — сыграть до конца.
Ёшио поднимается следом и радуется той решительности, которая застыла в глазах Юты. Она о многом говорит.
У них нет возможности подключить к репетиции весь оркестр, но у Ёшио есть знакомая скрипачка, которая согласилась помочь им и тоже прийти чуть раньше. Юта невольно радуется тому, что они не одни, и у его безумия будет хоть один свидетель.
Он падает на колени, чувствуя обреченность Рудольфа, он отдается отчаянию, которое захлестывает юного кронцпринца с головой. И, когда Ёшио подходит сзади, Юта не оборачивается, но почти осязает облегчение, накрывающее Рудольфа. Его утешение и спаситель. Его цель и символ всех стремлений. Его жизнь и смерть. Его Смерть.
Юта держит Ёшио за руку и клянется, что сделает все возможное, чтобы стать великим Императором. Что готов к борьбе. Вот только слабая усмешка Тода свергает его в пучину собственный страхов.
Юта снова падает на колени, только теперь Рудольф окончательно повержен, и он не сумеет подняться. Все, что ему осталось — несколько па и томительное ожидание. Он принимает револьвер с особым трепетом и даже удивляется нежности, которая вкупе с гордостью буквально сочится из глаз Ёшио. Юта переводит взгляд с револьвера на зал и решается, решается один-единственный раз поступить так, как хочется, а не так, как будет правильно.
Ёшио старше на восемь лет, у его есть девушка, и в сценарии нет ничего похожего, но Юта стремительно прижимается к губам Иноуэ и целует так отчаянно, что подкашиваются колени. Целует так, словно от этого зависит его собственная жизнь, а не удачность постановки.
Ёшио ласково гладит его по щеке, коротко целует в ответ и легким движением отстраняет.
После этого так легко застрелиться.
Уже лежа на полу (подхватить-то его сейчас некому) Фурукава искренне усмехается и поздравляет себя с победой. Присевший рядом Ёшио жует остатки своего сэндвича и улыбается:
— Это была идеальная развязка. Ты все правильно сделал.
Юта кивает и улыбается в ответ. Ему в лицо противно светит один из прожекторов. О да, он все правильно сделал. Иногда нужно на мгновение задохнуться, чтобы вновь стало легче дышать. И когда Ёшио помогает ему подняться, Юта не чувствует ничего, кроме признательности. Ни бабочек в животе, ни кома в горле, ни подкашивающихся коленей. Их всегда будет разделять слишком многое, но ничего лишнего не будет стоять между ними.
Фурукава смеется и допивает кофе. Эта постановка будет лучшей из всех.